Главная » Файлы » Мировая история » Исследования |
[ ] | 22.07.2008, 13:57 |
А. В. ИСАЕНКО, В. Д. КУЧИЕВ Многое,
что связывает осетин со скифо-сарматскими прародителями, они сумели
сохранить в своей культуре и быту. Это общеизвестно, и здесь нам нет
необходимости перечислять подробности. Осетинские этнографы, и прежде
всего Б.А. Калоев, убедительно продемонстрировали, что в наиболее
архаичном виде черты скифо-сарматской бытовой культуры сохранились
именно в традиционном быту осетин (обряд посвящения коня, этикет
ритуальных церемоний и застолий, одежда, предметы обихода, элементы
изобразительного, музыкального и хореографического искусства и т.д.).
При этом многие такие обряды и традиции наиболее близкие параллели
имеют в быту ряда народов Средней Азии, которым, как было установлено,
они достались в наследство непосредственно от скифских предков осетин
/34; 35; 68; с.146-156; 77; с.1-7; 78; т.1; 70, с.61; 61; 80; 81;
с.148-157/3. Вообще необходимо отметить, что захватившие в свое время
огромную территорию скифо-сарматские племена нередко оказывали большое
влияние на аборигенов этих земель, передавая им черты своего быта и
культуры. Так, обряд погребения с конем, заимствованный у скифов,
широко бытовал на юге Украины, в частности, на Киевщине, до IX-X вв.,
на что указывают погребения дружинников /82, с.37/.Такие исследователи, как Я.Харматта, Ф.Кардини, Б.С.Бахрах, Э.А.Рикман, Н.Плопшор и многие другие, отмечали сильное влияние сармато-аланской культуры, которое испытали почти все народы Восточной, Центральной и отчасти Западной Европы /31, с. 190-204/. Примечателен ряд замечаний по этому поводу, принадлежащий перу Ф. Кардини: «Происходившие от иранского корня скифы, оказывали сильное воздействие на фракийцев, перенявших у них немало военных приемов, научившихся, например, стрелять из лука, не сходя с коня...»; «... Скифы также передали гето-дакам свои верования, основа которых была иранской и, в которой особое место занимала идея бессмертия. От скифов же гето-даки узнали о железном оружии. Но геты поддерживали контакты и с сарматскими племенами-языгами и роксоланами. От них... они научились использовать отряды тяжелой кавалерии, атаку которых готовили и поддерживали лучники»; «...Знания и опыт сарматов в производстве боевых пород (лошадей — А.И., В.К.) высоко ценились западными авторами»; «...святость меча пришла из мира степей, а германцы сыграли здесь роль посредников. Создатели ее — иранские народы»; «...воздадим должное богатой и гордой скифской цивилизации, стране отважных конных воинов, гениальных ювелиров и шаманов-провожатых в царство мертвых...»; «...К сожалению, и по сей день мы продолжаем смотреть на храмы, народы и страны сквозь кривое стекло эллинской «классики», для которой скифы всего лишь бесчеловечные варвары...»; «... Из всех сарматов историки Рима выделяли аланов, говоря об их воинственности, отмечая их «жестокость» (оценка, как известно, весьма субъективная), чрезвычайную эффективность их тяжелой кавалерии» /83, с.43, 44, 47, 53/. Справедливости ради необходимо отметить, что ряд античных авторов, опиравшихся не на легенды, а посетивших лично места, обжитые аланами еще до гуннского нашествия, отмечали, что они знали не только скотоводство, но имели различные виды пахотных орудий с железными наконечниками и мололи зерно жерновой мельницей с силовой тягой. Знаменитая «мягкая» пшеница, известная еще скифам, возделывалась и сармато-аланами. Она вывозилась даже в Рим, так как хорошо переносила транспортировку. Римский наместник Мезии Тит Плаутий Скльван вывез оттуда большое количество такой пшеницы (Corpus Insertptionuni, XIV, 3608). Приск Панийский, посетивший алан в Венгрии в V веке, отмечал, что «варвары», которых он отличал от «уннов» (т.е. гуннов), переправляли на лодках-однодеревках их гостей; на небольших реках у этих варваров» имелись паромы. Только у них можно было достать просо, ячмень и бобовые, мед, куриное мясо и, по-видимому, «кумал» — квас.Епископ Кирский Феодорит (середине V века н.э.) пишет, что у «савроматов» (так он называл алан) существовали такие ремесленные специальности, как кожевники, медники, плотники и даже кораблестроители /84.1948, 3, с.299/. По словам Л.Н. Гумилева, «территория аланов (III-IV вв.н.э.) включала Северный Кавказ и Доно-Волжское междуречье. Хозяйство их было основано на сочетании скотоводства с земледелием, а ремесла и искусство были на очень высоком уровне. Культура их была продолжением скифской...» /85.1989, № 7/. Трудно предположить, что подобные факты не были известны авторам «Истории Северо-Осетинской АССР» (1987). Тем не менее из этого издания мы можем почерпнуть информацию, совершенно противоположную только что приведенным свидетельствам. Так, на странице 101 читаем: «...аланы-вчерашние кочевники и скотоводы — после нашествия гуннов стали переходить (!? — А.И., В.К.) к оседлому земледелию. Приобщению алан к местным (!? — А.И.., В.К.) традициям земледелия и усвоению ими необходимых производственных знаний и навыков во многом способствовали их близкие контакты с аборигенами. Местные кавказские племена с глубокой древности занимались земледелием и накопили богатые традиции земледельческой культуры» /86, с.101 /. Это яркая иллюстрация реминисценции идей Марра-Крупнова о ведущей роли «аборигенного кавказского субстрата» в этногенезе и культорогенезе осетин. В точном соответствии с этими идеями кавказские племена (которых Страбон, как мы помним, называл «дикими») выступают в роли благородных учителей, передававших «варварам аланам» свою более высокую культуру. Взамен аланы, по-видимому, поделились с ними иранским языком. Именно к такому заключению пришел на упомянутой сессии 1966 г. Е.И. Крупнов: «Не отрицая определенного и даже значительного вклада иранства в процесс формирования осетинского этноса,... ведущее место в этногенезе осетин следует отвести кавказской аборигенной общественной среде. Именно поэтому современные осетины и являются истыми кавказцами по происхождению, внешнему облику и культуре... и иранцами по языку» /45, с.41/. Нетрудно заметить, что по существу постулировалось полное отрицание этнической и культурной преемственности скифо-сармато-алан и осетин, поскольку, как уже было показано, язык в качестве этногенстического показателя сторонниками этой концепции во внимание не принимался. В то же время, делая подобные заключения, Е.И. Крупнов, а позже и его последователи, все время употребляли и употребляют такие термины, как «иранизация», «сарматизация», «ассимиляция», «оседание» и т.д. Указывая на абсурдность такого положения, В.И. Абаев на сессии 1966 г. задавал Е.И. Крупнову следующие вопросы: «Но если имело место оседание и ассимиляция, то как можно говорить, что иранцы дали аборигенам «только язык»? Ведь нельзя же представлять дело так, что скифо-сарматы явились на Кавказ, открыли краткосрочные курсы по обучению местного населения иранской речи, а затем исчезли. Куда исчезли? Из этого лабиринта противоречий не видно выхода» /45, с.17/. Любопытно, к какой степени «кривизны» отнес бы подобную концепцию темпераментный Франко Кардини, который с истинно римской прямотой заявлял, что северо-иранцы в «определенный момент оказались двигателем прогресса (Sic! — А.И., В.К.) в беспокойном понтийском (т.е. на Северном Кавказе и в Причерноморье — А.И., В.К.) и закавказском мире» /83, с.43/? Этот момент он относил еще к скифскому времени «(VI-III в.до н.э.)» /83, с.43/. Попытка Ю.С. Гаглойти на сессии 1966 г. показать, что концепция Марра-Крупнова совершенно принижает роль в этногенезе осетин «ираноязычного элемента» — киммерийцев и скифов, как и критика В.И. Абаева «тенденции к обезличиванию аланской народности», уже мало что могла изменить /45, с.68-69/. Результат был предопределен заранее. В резолюцию научного форума внесли положение об участи!! в этногенезе осетин «двух основных компонентов — скифо-сармато-аланского и местного кавказского» /45, с.326/. Тем самым, осетины были объявлены «двуприродным» народом, а перед учеными была поставлена задача определить «удельный вес» каждого из «компонентов». Мы уже убедились, куда склонила чашу весов концепция «ираноязычной автохтоннности». Разумеется, дело заключалось в научных разногласиях, хотя и искренних заблуждений при этногенстической интерпретации исторических материалов было немало. Как известно, в те годы, да и потом, на любом научном предприятии и его итоговых документах сказывался прессинг официальной политики. При этом и в нас самих действовал своеобразный внутренний цензор. Вот почти откровенное признание В.И. Абаева: «Я уверен, что на настоящей сессии не будет сказано ничего такого, что могло бы быть истолковано как желание отгородить осетин от других братских народов Кавказа» /45, с.19/. Весьма характерное заявление. В этой связи уже было не важно, что даже выдающийся ученый призывал своих собратьев остерегаться не выполнить «нашей задачи и в том случае, если наряду с общим не покажем всего особенного и специфического в этногенезе осетин. Каждый народ, большой или малый, заслуживает того, чтобы к нему подходили с полным учетом его этнической индивидуальности, неповторимого своеобразия его исторических судеб, особенностей его национальной культуры. Если бы не было этого своеобразия, то самая постановка вопроса об этногенезе отдельных (разрядка авторов) народов Кавказа была бы бессмысленной и беспредметной. Следовало бы говорить только об этногенезе народов Кавказа в целом. Мы знаем, что в действительности это не так» /45, с. 19/. Но в том-то и дело, что для официальной политики ценность и значение имела только идея «интернационализма», в том числе опрокинутая в прошлое. А именно этому в наибольшей степени отвечала концепция определяющей роли общекавказской «этнической подосновы» в этногенезе всех северокавказских народов, и осетин, в частности. И с этой точки зрения было как раз не важно, что в действительности это не так. Но с этим были вынуждены считаться все, в том числе и те, кто обращался к проблеме этногенеза и в 80-е годы. Характерно следующее заключение: «В широких читательских кругах Осетии и у части исследователей до сих пор бытует представление о том, что осетины полностью тождественны аланам, а осетинский язык равнозначен аланскому языку. Таким образом, вольно или невольно, постулируется старая буржуазно-националистическая идея о некоем чисто «арийском», «иранском» происхождении осетин и их языка. Это — заблуждение, не отвечающее уровню современной науки, и его надо решительно отбросить» /88, с.280/. И далее: «Осетины не тождественны ираноязычным аланам, осетинский язык не тождественен аланскому потому, что в формировании осетинского народа и языка, его культурно-бытовых особенностей активную роль сыграла аборигенная кавказская этническая среда, в окружении которой аланы находились со времени их появления на Северном Кавказе» /88, с.280/. Отсюда явствует, что этногенез осетин следует рассматривать только с момента появления алан на Северном Кавказе. Но ведь, несмотря на активное цитирование работ В.И. Абаева, это полностью противоречит его выводам /5, с.47/. Дело в том, что вскоре после упомянутой сессии 1966 г. (в 1968 г.) В.П. Алексеевым и Ю.В. Бромлеем был выдвинут ряд концептуальных положений о роли миграций в этнических процессах в древности. По их мнению, если исключить случаи, когда приход новой волны переселенцев приводил к длительному и сравнительно изолированному сосуществованию на одной территории двух различных этнических общностей, последствия «завоеваний» могут быть сведены к трем основным вариантам: «1) завоеватели полностью ассимилируют побежденных; 2) победители бесследно растворяются в аборигенах; 3) происходит синтез этнического суперстрата и субстрата, в ходе которого возникает новый этнос». К третьему варианту и был отнесен этногенез осетин /87, с.35-36 и след./. Заключение о возникновении «новой этнической общности» в результате синтеза «кавказских аборигенов» (субстрата) и алан (суперстрата) в цитированных «Очерках истории алан» (1984 г.) было сделано в точном соответствии с этим вариантом указанной схемы /88, с.280-281, сн.8/. Позволительно задать вопрос, а разве до алан не было иранских «миграционных волн» на Кавказ (киммерийцы, савроматы, скифы)? С.Л. Дударев, например, посвятил активным контактам населения Кавказа с киммерийско-скифским миром, имевшим место задолго до прихода алан, целую монографию /89/. Причем там тоже речь идет о «синтезе». Так когда же возникла «новая этническая общность»? Вот как в толковании авторов второго издания «Истории Северо-Осетинской АССР» выглядел процесс этногенеза осетин. Процитируем наиболее характерные отрывки. 1. «Было бы неверным механически (? — А.И., В.К.) отождествлять современных осетин со скифами и аланами, не учитывая влияние кавказского субстрата» (с. 109-110). 2. «Можно полагать, что взаимодействие этнического кавказоязычного субстрата и аланского суперстрата в послегуннский период вступило в качественно новый этап, сыгравший огромную роль в формировании осетинской народности и осетинского языка» (с. 121). 3. «На территории обоих племенных объединений (западных и восточных алан) продолжали жить .... аборигенные кавказские племена. Эти племена... в современной науке принято считать этническим субстратом, т.е. той исходной (разрядка наша — А.И., В.К.) средой, которая вошла в состав формировавшегося алано-осетинского народа в качестве одного из двух главных компонентов его этногенеза» (с. 193-194). 4. «Процесс длительного взаимодействия ираноязычных аланских и местных кавказских элементов на территории Алании в Х-ХII вв. привел к сложению аланской народности. Однако тогда этот процесс не был завершен, не сформировался единый алано-осский этнос» (? — А.И., В.К.) 5. «Решающее значение для дальнейшего этногенеза осетинского народа имела новая миграция в горы после монголо-татарского нашествия... С XIV в. мы уже вправе говорить не об аланах-осах, а об осетинах, как сложившейся, устойчивой этнической общности». Таким образом, события, которые В.Ф. Миллер считал величайшей трагедией, крушением древнего аланского этноса, следует считать «завершением» этногенеза осетинского народа. Мы выписали эти дефиниции не только потому, что они претендовали на включение в официальное издание, но и потому, что, несмотря на учет критических замечаний и исправление наиболее неудачных формулировок, концепция осталась. Ее основные положения, заложенные Марром-Крупновым, продолжают действовать до сих пор и определять направление многих исследований. История, действительно, не знает «чистых» народов и «чистых» языков. Происходило смешение племен и народностей, имели место процессы этнических и языковых интеграции. Но в конечном итоге эти явления приводили либо к ассимиляции, либо к этногенетической миксации (синтезу). При первом типе этнических процессов слияние двух этнических общностей приводило к исчезновению одного из них; при втором же типе прекращали существование обе, и появлялась новая этническая общность. Так что же было в случае с осетинами? Если была «иранизация» — ассимиляция скифо-сармато-аланами безымянных кавказских аборигенов, то не может быть и речи о «двуприродности» происхождения «алано-осов», ибо ассимиляция одной народностью других этнических «компонентов» не может изменить природу ассимилирующего этноса. При этом, разумеется, невозможно отрицать определенного вклада «субстрата» во все три этногенетические составляющие: антропологию, язык и культуру. Но это всего лишь вклад и не более того. Известно, что восточные славяне, к примеру, в процессе своего этнического развития ассимилировали многие угро-финские, балтийские, а также северо-иранские племена, и даже народности /90, с. 160; 91, р.74; 92, с.390/, но, несмотря на это, потомки восточных славян (русские, украинцы, белорусы) не стали «двуприродными» или «многоприродными». Другой пример. На территории исторической Грузии в определенные периоды в результате внешних вторжений истреблялось или угонялось население и собственно грузин в Грузии оставалось мало. Опустевшие районы грузинские цари заселяли многочисленными неродственными грузинам народностями, которые со временем подвергались ассимиляции. Тем не менее грузины не перестали быть грузинами. Такие примеры могут составить громадный том и в этих «субстратах», «адстратах» и «суперстратах» не мудрено запутаться. Ведь каждая этническая общность, или отколовшаяся от нее часть, по отношению к другим этническим единицам в разные периоды истории и на разной территории выступала то в роли субстрата, то суперстрата, то адстрата. Где-то и кого-то ассимилировала, а где-то (как, например, аланы на Западе в раннем средневековье) сама подвергалась ассимиляции /93, р.74-114/. Если же имел место синтез, то после длительных контактов скифо-сармато-аланы и безымянные кавказские аборигены должны были исчезнуть, а на их братской могиле вырос и появился народ, почему-то названный осетинским. В таком случае историю этого народа следовало бы начинать с момента его появления, т.е. с XIV-XV вв., с периода, когда, как пишут авторы этого подхода, «мы можем говорить не об аланах-оссах, а об осетинах» (с.227). Если же речь идет об исследовании истории «компонентов», то почему исследуется история только одного — аланского «компонента» и игнорируется история «кавказских аборигенов»? В связи с этим перед сторонниками концепции «двуприродности» осетин следует поставить задачу воссоздания истории «местных племен», выявления их этнических названий, языка и этнической физиономии в том же объеме и в тех же качественных характеристиках, что и скифо-сармато-алан. Кроме того, им следует опровергнуть обоснованный крупнейшими представителями как отечественной, так и зарубежной науки тезис о стержневых, определяющих скифо-сармато-аланских характеристиках в осетинском языке и культуре. И последнее. Поскольку важным аргументом в спорах вес больше становится интерпретация данных археологии, в одной из предварительных публикаций мы попытались обобщить опубликованные результаты археологических исследований 80-х, начала 90-х годов применительно ко 2-й половине 1 тыс. до н.э. в Северо-Кавказском регионе /94/. Отметим, что большинство авторов используемых нами публикаций в этногенетическом плане разделяют концепцию синтеза. Итоги обзора таковы: 1. Примерно с VIII-VII вв. до н.э. в различных районах Центрального Предкавказья и Дона складывается народность, получившая в новейшей археологической литературе условное наименование «пред — или прааланской» /Я.Б. Березин, В.Б. Виноградов, — 95, с.30-32/. 2. С VII по III вв. до н.э. возникают и развиваются четыре области формирующейся территориально-этнической общности (ТЭО) — прааланской народности, представленные локальными вариантами соответствующей ей археологической культуры (АК), в которой явственно ощущаются савромато-скифские устойчивые черты (прежде всего в погребальном комплексе), генетически восходящие к савроматскому населению Поволжья и Приуралья /см., например: A.M. Ждановский, В.Е. Максименко, — 96, 97, с.35-48, 98,99/. Эти области суть: «Манычская» — на севере Ставрополья (VII в. до н.э.); «Нижнедонская» — в дельте Дона и примыкающих районах Приазовья (VI-V вв. до н.э.); «Центральная» — в равнинно» центральной и юго-восточной части Ставрополья, Кабардино-Балкарии, Северной и Южной Осетии (VII-V вв. до н.э.) и «Юго-Западная» — в междуречье Лабы-Кубани и прилегающих закубанских степях (IV-III вв. до н.э.). С конца III в. до н.э. вся зона стыка предгорий и плоскости Центрального Предкавказья заселяется прааланским этносом. В этот период возрастает проникновение с севера сарматских кланов и племен. Не случайно сираки, которые с IV в. до н.э. установил» во всем регионе политическое господство, рассматривались некоторыми античными авторами в качестве последних савроматских «беглецов» от натиска сарматов-аорсов. Отличительной чертой эволюции локальных центров АК на этой обширной территории является ускорение процесса унификации погребального обряда и широкого распространения нового типа предметов. Причем наиболее устойчивые черты архаической савроматской (ceвepo-иранской) культуры также ускоренно трансформируются. Со II в. до н.э. появляется катакомба и в относительно короткие срок» становится преобладающим типом захоронения на всей территории прааланской ТЭО. К этому времени завершается первый этап этногенеза праалан. Применительно к населению этносоциальной области в дельте Дона и Приазовья античные авторы вводят в употребление этноним «сирматы», что В.Е. Максименко, на наш взгляд, также совершенно справедливо считает отражением начала процесса ускоренной трансформации прежней савромато-скифской ТЭО праалан /98, с. 114; 99, с.30-31;). 4. С VIII по III вв. до н.э. процесс этногенеза праалан шел на основе постоянных контактов савромато-скифских племен и позднекобанского населения, предположительно абхазо-адыгского этноязыкового круга, часть которого была ассимилирована савромато-скифами. Процесс окончательной их ассимиляции был завершен сармато-аланами во II в. до н.э. — I в. н.э. /Ю.С. Гаглойти — В.И. Абаев — 86, с.64-65/, В этой связи важно подчеркнуть, что с VIII-VII по III вв. до н. э. в перечне наиболее устойчивых признаков АК в районах формировавшейся прааланской ТЭО доминировали савромато-скифские (северо-иранские) особенности. Это характерно и для этногенстического ядра-языгов, а затем, после их сегментации (VI в. до н.э.) и ухода одной части в дельту Дона, а другой части, предположительно, на южные склоны Большого Кавказа, и для другого племени — гегемона — сираков, вокруг которого в IV в. до н.э. группировались племена прааланской ТЭО. Исходя из этого, мы предложили ранний этап этногенеза осетин (VIII-III вв. до н.э.) определить как «савромато-скифский» /44/. Соответственно, этап, начавшийся на рубеже III-II вв. до н.э., можно определить как сармато-аланский. Таким образом, новейшая археология доставляет убедительные свидетельства наличия в регионе Северного Кавказа двух больших миграционных волн: савромато-скифской м сармато-аланской. Остатком и потомками этого населения являются современные осетины: и по языку и по культуре. Их этногенез — это прежде всего результат внутреннего развития савромато-скифо-сармато-аланской территориально-этнической общности Юга России и Северного Кавказа, приобретшей уже во 2-й половине I тыс. до н.э. все характерные черты народности. Приведенные в этой статье факты кроме всего прочего показывают, что давно уже назрела новая широкая дискуссия по актуальным проблемам древней истории и этногенеза осетинского народа, одного из древнейших народов нашей страны. Это показал вновь «прорубленный» безвременно ушедшим из жизни С.П. Таболовым экспедиционный маршрут на Запад по пути алан. Но это лишь первый шаг. Устремляясь в глубокой древности вслед за солнцем в сторону заката, северо-иранские предки осетин всегда помнили, что их солнце и его свет, который они несли в себе в «страны ночи», рождается на Востоке. ПРИМЕЧАНИЯ: 1. См., напр.: Аланы: Западная Европа и Византия. //Alanica - I. Владикавказ, 1992; Аланы и Кавказ. //Alanica - II. Владикавказ, 1992; Кавказ и цивилизации Востока в древности и средневековье. Владикавказ, 1993. 2. Слишком очевидное отличие осетинского языка от языков соседних кавказских народов породило на этих этапах и некоторые другие концепции. Таковы, например, попытки Гакстгаузена (1857 г.) и К.Ф. Гана (1905 г.) доказать германское происхождение осетин; точка зрения В.Б. Пфаффа (1870 -1872 гг.) о их смешанном арийско-семитическом происхождении, а также идеи Л.П. Загурского (1879-1881 гг.) об этрусском и П. Зомбарта (1909 г.) о карфагенском происхождении осетин. Однако эти взгляды не получили дальнейшего развития /1-2; 2, а-б; 11/. Их появление можно объяснить недостатком фактических данных и неразработанностью проблемы этногенеза вообще. Тем не менее мы собираемся подробно проанализировать все эти концепции в отдельном историографическом исследовании. Они могут содержать и рациональные позиции, ведь в глубокой древности северо-иранские предки осетин действительно тесно взаимодействовали с упомянутыми народами. 3. Это еще раз подтвердил и весьма содержательном докладе на Международной конференции памяти академика Л.Шегрена казахский ученый Л.Ганиев. //См. Тезисы Международной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения академика Л.Шегрена. Владикавказ: СОГУ, май 1994. С.П. Таболов "Аланы. История и Культура". 1995 год | |
Категория: Исследования | Добавил: Рухс | |
Просмотров: 10000 | Загрузок: 0 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0 |
Всего комментариев: 1 | ||
| ||