Скифы | Фандаг | Сарматы | Аланы | Осетины | Осетия

В женских захоронениях часты находки пряслиц, изготовленных из стенок разбитых глиняных сосудов. Пряли обычно из овечьей шерсти. Часто находят металлические зеркала с боковой ручкой или широким валиком по краю, с выпуклиной в центре. Очень характерен обычай класть в могилу разбитое зеркало, что объясняют религиозно-магической ролью зеркал у сарматов — круглые и блестящие диски, украшенные символичес­ким орнаментом, воспринимались как солнечный диск /28, с. 89—96/. В число предметов женского туалета входили многочисленные бусы из цвет­ного стекла, массой поступавшие из городов Северного Причерноморья, браслеты, перстни, височные кольца. Многочисленна керамика, преиму­щественно лепная. Некоторые сосуды предназначались для изготовления творога и сыра; наряду с мясом основу рациона сарматов составляли мо­лочные продукты и каша /возможно, и хлеб/ из проса. Плиний /I в./ по этому поводу сообщает: «Сарматские племена также по большей части питаются этой кашей и даже сырой мукой, примешивая к ней кобылье молоко или кровь из голенных жил» /29, с. 312/. Подобная неприхотливость в пище и умение обходиться минимальным вообще характерна для степных нома­дов; по свидетельству Аммиана Марцеллина, гунны «не употребляют ни огня, ни приготовленной пищи, а питаются кореньями полевых трав и полу­сырым мясом всякого скота, которое кладут между своими бедрами и лоша­диными спинами и скоро нагревают парением» /30, с. 302/.

Как и многие сарматские племена, аорсы переживали длительный период «военной демократии» и начального классообразования. В общей массе их погребений выделяются богатые могилы с предметами роскоши /в том числе импортными/, но основным богатством, разумеется, был скот. Большие стада требовали больших пастбищ, и каждое родо-племенное образование имело свою территорию кочевания /по К. Ф. Смирнову, она могла иметь протяженность от 100 до 400 км; 31, с. 55/. Конечно, эти границы не были стабильными и нередко нарушались соседями, что приводило к вооруженным стычкам и межплеменным войнам. Не удивительно, что у сарматов все мужчины были вооружены. Вооруженными были и многие женщины. Здесь мы должны коснуться интересной и своеобразной черты общественного строя ранних сарматов — так называемой «гинекократии».

В савроматский период истории сарматов погребения женщин-воитель­ниц с оружием встречаются наиболее часто и, по подсчетам специалистов, составляют до 20% от всех женских захоронений /22, с. 201—204/. У археологов нет сомнения в том, что женщины савроматов активно участво­вали в бранных делах и были наездницами. Воинственность савромато-сарматских женщин поразила греческих колонистов Северного Причерно­морья, непосредственно наблюдавших жизнь и быт окружающих варваров.

Рассказы об этих отважных воительницах дошли до античных писателей и, дополненные и украшенные фантастическими подробностями и поэтическим вымыслом, попали на страницы древних хроник. В древнегреческом фоль­клоре и историографии сарматские воительницы получили название амазо­нок. Об амазонках много и красочно писали Геродот, Гиппократ, Лисий, Эфор, Страбон, Диодор Сицилийский, Помпей Трог, Плутарх. Эта литератур­ная традиция была воспринята средневековьем, а на Кавказе держалась до XVII в. /32/. В частности, согласно Гиппократу, «их /савроматов.— В.К./ женщины ездят верхом, стреляют из луков и мечут дротики, сидя на конях, и сражаются с врагами, пока они в девушках; а замуж они не выходят, пока не убьют трех неприятелей, и поселяются на жительство с мужьями не прежде, чем совершат жертвоприношения. Та, которая выйдет замуж, перестает ездить верхом, пока не явится необходимость поголовно выступать в поход. У них нет правой груди, ибо еще в раннем детстве матери их, раскалив приготовленный именно с этой целью медный инструмент, при­кладывают его к груди и выжигают, так что она теряет способность расти, а вся сила и изобилие соков переходят в правое плечо и руку» /33, с. 295—296/. Эта характеристика воинственных сарматок вполне соответ­ствует литературно-фольклорным данным об амазонках.

Были ли подобные женщины-воительницы у аорсов? У многих древних кочевых народов, находившихся в стадии классообразования, военная орга­низация сводилась к организации народа — войска, где каждый способный носить оружие был воином. Такая организация наблюдается у скифов и сарматов; благодаря ей последние были способны выставлять десятки тысяч бойцов. Савроматские традиции были живучи, и оружие часто встречается в женских погребениях IV—II вв. до н. э. /34, с. 67; 3, с. 6/. В более позднее время — у алан — женские погребения с оружием не встречаются, и это дало основание А. М. Хазанову сделать вывод, что аланские женщины в войнах не участвовали /35, с. 60/. Видимо, в целом это действительно так, но в отдельных случаях сармато-аланские женщины тем не менее выступали как воительницы. Так, сарматская царица Амага совершила блестящий подвиг, победив царя крымских скифов /Полиен, II в. н. э., 36, с. 219/, а по свидетельству Флавия Сиракузского, восхваляющего деяния римского импе­ратора Аврелиана /215—275 гг./, среди взятых римлянами пленных «были введены также десять женщин, которых он взял в плен, когда они в муж­ском убранстве сражались среди готов, причем многие другие были перебиты; надпись гласила, что они происходят из рода амазонок» /37, с. 266/. В. В. Латышев справедливо видел в них сарматских /аланских/ женщин.

Весьма интересные отголоски общественного института дев-воительниц и наездниц сохранились в некоторых вариантах нартских сказаний осетин. В нартских сказаниях «Смерть Бархуна, сына Ноза» и «Смерть Болатборзая» поэтически воспеваются боевые подвиги отважной дочери Даргавсара, собравшей отряд из девушек:

Стрела и меч знакомы девам стали,
Из лука все без промаха стреляли,
Готовились без устали к сраженью,
Их вдохновляло будущее мщенье /38, с. 40/.

Конные воительницы разбивают вражескую рать Бархуна и голову его вешают на склеп. Далее дочь Даргавсара со своим девичьим войском сражается на стороне мужчин-нартов против великанов — уаигов. Любо­пытно, что девушки-воительницы сражаются в мужской одежде /мы только что привели сообщение Флавия Сиракузского о 10 сарматских женщинах, взятых в плен в «мужском убранстве»/, и Болатборзай узнает в бою дочь Даргавсара только потому, что с ее головы упал шлем и золотые волосы рассыпались по плечам.

Амазонские мотивы осетинского нартского эпоса уникальны, что вы­зывает у некоторых специалистов сомнения в подлинности. Однако суще­ствуют черкесские и карачаевские предания о борьбе их предков с леген­дарными еммеч — женщинами-воительницами, обитавшими на Северном Кавказе /39, с. 515—516; 40, с. 18—34/. Существенно то, что женщины-воительницы черкесами и карачаевцами осознаются как представители иного, враждебного им народа, тогда как в эпосе осетин они претерпевают определенную эволюцию — сначала они не женщины нартов, но выступают в боях вместе с нартами, и в конце концов уже считаются нартскими женщина­ми. Эта сюжетная линия, между прочим, очень близко напоминает извест­ный рассказ Геродота о происхождении савроматов от браков скифов с амазонками, несомненно имеющий фольклорную основу /41, с. 215—216/.

Савромато-сарматские женщины были не только воительницами, но и жрицами. Ведущее место в пантеоне савроматов и сарматов занимал культ солнца и огня — священной стихии древних ираноязычных народов. Огонь рассматривается как дитя солнца, как великая очистительная сила и свет, отгоняющий тьму и злых духов. Савроматские женщины в некоторых погре­бениях сопровождались переносными каменными алтарями на ножках. По этому поводу исследователь савромато-сарматской культуры К. Ф. Смирнов пишет: «Я допускаю, что в семье и родовой общине на них могли зажигать священный огонь — детище солнца, и кроме того, они представляли собой атрибуты культа домашнего очага, отправление которого сосредоточивалось в руках некоторых женщин, своего рода семейно-родовых жриц» /22, с. 252/. Выше мы упоминали два богатых погребения жриц из Ростова и п. Комарово.

В принадлежавшей аорсам прохоровской культуре с IV—III вв. до н. э. распространяется иной атрибут солнечно-огненного ритуала—глиняные /реже каменные/ курильницы нескольких типов. Переносные алтари на нож­ках выходят из употребления; видимо, курильницы вытеснили их. Особенно интересны курильницы цилиндрической формы, напоминающие стаканчик с круглым отверстием в стенке или в дне. Внутри курильниц заметны следы нагара. Несомненно, в них сжигали какие-то благовонные травы и масла /42, с. 29/. Этот ритуальный обычай заставляет вспомнить описание массагетов Геродотом: «Собравшись толпой в одно место, массагеты зажигают костер и затем усаживаются вокруг и бросают эти плоды в огонь. От запаха сжигаемого плода они приходят в состояние опьянения, подобно тому, как эллины пьянеют от вина. Чем больше плодов они бросают в огонь, тем силь­нее их охватывает опьянение; пока наконец они не вскакивают, пускаются в пляс и начинают петь песни» /41, с. 75/.

В рассказе Геродота существенно то, что речь идет о ближайших соседях савромато-сарматов и их сородичах по происхождению и языку. Во всяком случае, свидетельство Геродота проливает свет на использование куриль­ниц аорсами. Что это за плоды, которые, сгорая, могли опьянять и приводить людей в экстатическое состояние?

Особым почитанием у древних иранцев и индийцев пользовалась так называемая «Хаума» /по-индийски «Сома», общеарийское «Саума»/. Хаума-сома — священный напиток бессмертия, имеющий даже своего бога Хаума-Сома. В древнейшем памятнике индийской литературы — священных гимнах «Ригведа» содержится следующее описание действия сомы: «Буйные ветры понесли меня вверх — ведь я напился сомы; понесли меня вверх сомы и пять народов показались мне пылинкой..., одно мое крыло на небе, другое опустил я вниз — ведь я напился сомы! Я вознесся до облаков — ведь я напился сомы» /44, с. 87/. В этом гимне передается состояние человека, выпившего напиток сомы и впавшего в экстаз. Сому не только пили, но и возливали в жертвенный огонь. Опьянение сомой и хаумой в ведийских и авестийских книгах рассматривалось как божественное блаженство, а культ сомы был тесно связан с магическим песнопением.

Отождествление хаумы-сомы с реальным растением вызвало в науке долгие споры, которые, как считают Г. М. Бонгард-Левин и Э. А. Грантовский, «вряд ли увенчаются успехом». Думается, Г. М. Бонгард-Левин и Э. А. Гран­товский правы, когда они указывают на обширный ареал обитания древних иранцев и ариев и различие в географических условиях и растительности — в разных географических условиях применялись разные плоды, дававшие не­обходимый культовый эффект, обладавшие эйфорическими свойствами. Одним из заменителей «настоящей» хаумы могла быть конопля, пыльца которой обладает наркотическими свойствами. В V в. Гесихий Александрий­ский писал: «Конопля: скифское курение, которое имеет такую силу, что приводит в пот всякого предстоящего» /45, с. 269/. Упоминание скифов в это время является архаизмом, и речь может идти о древних иранцах, которые в V в. выступают уже под общим названием алан. Заметим, кстати, что при обследовании аланского Брутского городища в 1969 г, на глубине около 5 м нами был найден черноглиняный горшок первых веков н. э. с зернами конопли в нем /46/.

Культ огня и солнца, широкое употребление связанных с этим культом курильниц, применение наркотических веществ — все это мы находим позже у алан Северного Кавказа. Более обстоятельно комплекс этих вопросов будет нами рассмотрен ниже. Сейчас же отметим, что черты сходства и близости с аланами прослеживаются и в других элементах культуры,' что наводит на мысль об определенной этнокультурной связи аорсов и алан. Кратко коснемся этого сюжета.

То ближайшее совпадение культов, культовых атрибутов и отправлений, о котором было только что сказано, не может быть случайностью. За подоб­ными совпадениями должна стоять если не прямая генетическая связь, то во всяком случае принадлежность к одной этнической и культурной основе. С другой стороны, археологически на вероятное родство аорсов и алан указы­вает и распространенный среди средневековых алан катакомбный обряд погребения — К. Ф. Смирновым установлено, что камерные могилы /ката­комбы, подбои/ наиболее часто, наряду с другими типами захоронений /прямоугольными ямами/, встречаются именно в среде аорсов /13, с. 39/.

В средневековой аланской среде Северного Кавказа катакомбный обряд погребения расцвел и достиг наиболее развитых и законченных форм. Не будет слишком смелым предположить, что и эта параллель подводит к мысли о вероятном родстве аорсов и алан.
Вернемся к письменным источникам. Ученые давно обратили внимание на составной этноним «аланорсы», употребленный во II в. Птолемеем /47, с. 109; 48, с. 207/. Он является переходным так же, как аналогичный состав- ной этноним «алан-сармат», употребленный в IV в. Маркианом /49, е. 279/. Существенно и то, что после описывавшейся нами войны 49 г. со страниц исторических хроник исчезло не только имя сираков, но и самих аорсов; в тех местах, где ранее обитали сираки и аорсы, отныне размещаются одни аланы. В науке пока нет единого мнения о причинах этой смены этнических наименований: то ли равнины Предкавказья и междуречья Дона — Волги в середине I в. оказались занятыми новым сарматским племенем алан /50, с. 160—165/, то ли смены населения не произошло, а сираки, аорсы и другие сарматские племена слились в одно этнополитическое объединение под новым и общим для всех именем «аланы» /51, с. 89—100/. Второе нам представляется; более обоснованным. Эти соображения подкрепляются свидетельством Аммиана Марцеллина /IV в./ о том, что аланы, «постепенно ослабив соседние племена частыми над ними победами, стянули их под одно родовое имя» /52, с. 275/. Таким образом, по Аммиану Марцеллину, аланы — общее наимено­вание многих племен, но в то же время допустимо и другое — определен­ная группа сарматов называлась аланами и, возвысившись над другими сарматскими племенами, объединила их под своим именем. В этом плане становится понятно и социальное значение терминов arya и alani — благо­родные /53, с. 46/, что также подтверждает Аммиан Марцеллин, указываю­щий, что все аланы одинаково благородного происхождения /30, с. 305/. Наименование «аланы» — «благородные», сходное с другим сарматским племенным названием «роксоланы» — «светлые аланы», было призвано подчеркивать особое значение и социальное превосходство носителей этого имени среди окружающих их народов /53, с. 46/.

Ведущий советский сарматовед К. Ф. Смирнов неоднократно высказы­вал мысль о том, что аланы вызревали в недрах аорсской конфедерации сар­матских племен /см. напр. 47, с. 108/. Близких взглядов придерживается и А. С. Скрипкин /54, с. 112/. Если это так, и аланы считали себя бла­городнее других сарматов, то подобный социальный статус должен был зиждиться на каких-то реальных предпосылках. Дело не только в числен­ности и военно-политическом могуществе, но и в экономических факто­рах. В этой связи еще раз вернемся к караванной торговле аорсов.

Как заметил В. П. Шилов, аорсы по своему местоположению были вклю­чены в трассу международного «Великого шелкового пути», простиравшегося от ханьского Китая на востоке до Римской империи на западе. В результате «в Нижнем Поволжье, Прикамье, Прикубанье и в Боспорском царстве появляются изделия ханьского Китая: шелковые ткани, нефритовые скобы от ножен мечей, зеркала и другие изделия дальневосточного происхождения» /55, с. 34/. С середины I тыс. до н. э. функционировал так называемый «степной путь», описанный Геродотом: начинаясь в Танаисе, он шел вверх по Дону, поворачивал к Оренбургу и южнее Уральских гор шел к Алтаю и верховьям Иртыша. Позже, со II в. до н. э. «степной путь» из Китая через Среднюю Азию направлялся в область Яньцай и далее к античным портам Северного Причерноморья. Нетрудно видеть, что северный степной путь пересекал территорию аорсов с запада на восток. Применительно ко II в. н. э. и ссылаясь на Птолемея, Е. И. Лубо-Лесниченко пишет: «Детальное описа­ние прикаспийских и закаспийских стран у Птолемея предполагает наличие активной деятельности на северной дороге в первые века н. э.» /56, с. 93/. Таким образом, «благородная» верхушка аорсского общества имела все возможности считать себя таковой не только политически, но и экономически. Оседание богатств, поступавших по «степному пути», дополнялось поступле­нием ценных товаров из стран Ближнего Востока, о чем уже говорилось выше.

После упомянутой войны 49 г. термин «аланы» теряет свое социальное значение и становится популярным этниконом; очевидно, благодаря подвиж­ному кочевому образу жизни он необычайно быстро распространяется на огромной территории, где ранее находились сарматские и близкие им массагетские племена. Алан фиксируют хронисты Запада и Востока.

В 138—126 гг. до н. э. китайский путешественник Чжан-Цянь совершил далекую и полную опасностей /10 лет он был в плену у гуннов/ поездку на запад, в Среднюю Азию. Это путешествие описано современником Чжан-Цяня «китайским Геродотом» Сыма Цянем в его труде «Ши-Цзи» /«Истори­ческие мемуары»/. Описав кочевое владение Кангюй, Чжан-Цянь сообщает далее об области: «Яньцай лежит почти в 2000 ли от Кангюя на северо-запад. И это кочевое владение; в обыкновениях совершенно сходствует с Кангюем. Войска более 100 000. Лежит при большом озере, которое не имеет высоких берегов. Это есть Северное море» /57, с. 150/.

Не менее важное свидетельство об области Яньцай содержится в исто­рии младших хань /«Хоу Хань-шу»/, относящейся к I в. н. э.: «Владение Янь­цай переименовалось в Аланья; состоит в зависимости от Кангюя» /57, с. 229/. Кангюй — древнее государственное образование в Средней Азии, существовавшее во II в. до н. э. и в первых веках н.э., подчинившее себе область Яньцай. По С. П. Толстову, Кангюй — это Хорезм /23, с. 20/, кангюйцы — сармато-аланские племена Приаралья /58, с. 29—37/. Что следу­ет понимать под «Северным морем» Чжан-Цяня? Одни комментаторы отож­дествляют его с Каспием /57, прим. 6; 47, с. 104; 59, с. 266, прим. 2/, дру­гие — с Аралом /60, с. 32/. Вопрос о размещении области Яньцай на географической карте важен для нашей темы потому, что, согласно «Хоу Хань-шу», это первое свидетельство об этнической территории алан, названной Алани­ей, т. е. страной алан . Привязка этой первой в истории Алании к «северному морю» безусловна. Исходя из указания Сыма Цяня о 2 тыс. ли, отделяющих Яньцай от Кангюя, логично под «северным морем» видеть Каспий, а область Яньцай в основном размещать в Северном Прикаспии и междуречье Волги и Дона. Вероятно, в область Яньцай входил и Южный Урал: китайский автор Чень Чжутун пишет о том, что в Китае особенно ценились соболя из страны Янь /Южный Урал и бассейн Камы; 56, с. 93/.

Таким образом, область Яньцай, в I в. переименованная в Аланию, может быть локализована на степных пространствах от Дона до Южного Приуралья, что полностью совпадает с территорией верхних аорсов. Относительно торговли мехами, которыми область Яньцай располагать не могла, можно -думать, что меха сюда поступали с Северного Приуралья и Яньцай в меховой торговле выполняла роль посредника.

Если предлагаемые построения верны, этническая связь аорсов и алан получает еще одно подтверждение. Сказанное — не новость. По мнению немецкого востоковеда Ф. Хирта, термин Яньцай представляет китайскую транскрипцию наименования аорсов /61, с. 251/. Вывод Ф. Хирта разделяет­ся многими учеными /60, с. 33; 47, с. 104; 51, с. 88/. Я склонен согласиться с этими заключениями, вытекающими из совокупности изложенных выше данных, тем более что они опираются на китайские источники: «Во времена римских императоров Китай был гораздо лучше осведомлен о Западной Азии, чем последняя о Китае» /59, с. 279/. Но есть и иные точки зрения. Так, А. С. Скрипкин считает, что «Яньцай и Аланья территориально не сов­сем совпадают. Яньцай — более раннее наименование и, вероятно, связано с деятельностью аорсов в Северном Прикаспии», охватывая ареал Южного Приуралья, Нижнего Поволжья и Подонья /что соответствует нашим вы-водам.— В. К./, наименование же Аланья более позднее и распространяется на Нижнее Поволжье, Подонье и Северный Кавказ /54, с. 111 — 112/. Однако это не вяжется со свидетельством «Хоу Хань-шу» о переименовании одной и той же области; кроме того, у нас нет никаких данных о зависимости Север­ного Кавказа от Кангюя (очевидны лишь этнические перемещения и связи, о чем — ниже). Поэтому выводы А. С. Скрипкина представляются недоста­точно корректными.

Более резко высказался В. П. Шилов, сославшийся на Ф. Теггарта, О. Менчен-Хелфена и К. Эноки: «Последние исследования со всей очевидно­стью показали полную невозможность филологического и исторического отождествления аорсов и яньцай» /55, с. 40/. Категоричность подобных утверждений представляется чрезмерной и может быть принята как один из возможных вариантов решения вопроса, действительно еще слабо раз­работанного и допускающего различное понимание.

Итак, допустимо думать, что область Яньцай была населена аорсами. Симптоматично то, что область аорсов на востоке переименовалась в Аланию тогда же, когда аорсы и сираки уступили место аланам на западе — в Пред­кавказье и Подонье. Это не случайность. Кажется, у нас нет больше основа­ний сомневаться в связи аорсов и алан, и мы можем считать аорсов частью алан, одним из основных компонентов в образовании нового мощного племен­ного объединения, распространившегося на громадном пространстве степей от Дуная до Арала.

Память об аорсах и области Яньцай сохранилась в раннем средневековье. Средневековые авторы донесли ее до нас. Так, араб Масуди рассказывает, что царское войско у хазар состоит из мусульман, известных как ал-ларисийя, арсийа и переселенных из Хорезма (62, с. 193). Комментировавший этот фрагмент В. Ф. Минорский считал, что речь идет об аланах, живших зa Каспием южнее Аральского моря — аорсах (арсийа) (62, с. 193, прим. 23). О причинах появления этих алан-хорезмийцев в хазарской столице Итиль (па Нижней Волге) Масуди говорит следующее: «В давние времена после возникновения ислама в их стране разразилась война и вспыхнула чума, и они переселились к хазарскому царю», а далее сообщает о социальном положении этих алано-аорских наемников: «Они доблестны и храбры и слу­жат главной опорой царя в его войнах. Они остались в его владениях на определенных условиях, одним из которых было то, что они будут открыто исповедовать свою веру.., также, что должность царского вазира будет сохраняться за ними, как и в настоящее время вазиром является один из них, Ахмад б. Куйа... В настоящее время около 7 тыс. из них садятся на коня вместе с царем, вооруженные луками, облаченные в панцири, шлемы и кольчуги. Среди них имеются и копейщики...» (62, с. 194).

То, что в Хорезме в X—XI вв. действительно существовало аланское население, подтверждает знаменитый хорезмский ученый ал-Вируни. В связи с наводнением реки Джейхун часть жителей Хорезма переселилась на побережье Хазарского (Каспийского.— В. К.) моря; «это род аланов и асов, и язык их теперь смешанный из хорезмского и печенежского» (63, с. 194). Кажется, мы вправе задать вопрос — не переселились ли эти алано-асы «по старой памяти» в бывшую область, Яньцай? Археологические мате­риалы указывают на связи алан Северо-Восточного Прикаспия не только с Поволжьем, Кавказом и Боспором, но и с Хорезмом уже во II—III вв. (64, с. 114—140), а истоки этих связей уходят в более отдаленные времена.

Завершая наше изложение об аорсах и области Яньцай, следует отметить интересное свидетельство акад. В. В. Бартольда, основанное на китайских источниках: в эпоху Аттилы, — в V в.— аланы поддерживали торговые связи со своими единоплеменниками, попавшими в Китай. Купцы из страны алан приходили в китайский город Ланьчжоу. «В китайском рассказе об этих сношениях,— пишет В. В. Бартольд,— страна алан, раньше называвшаяся Яньцай и Аланья, упоминается под третьим названием — Судэ; как по­казывает это слово, к земле или народу алан было применено как название или эпитет то же самое иранское прилагательное Сугда, более известное как название бассейна Зеравшана» (65, с. 814). Аланское название «Согда» сохранилось в названии крымского города Судака. С другой стороны, без­условный интерес представляет сообщение о купцах из страны алан, вед­ших далекую торговлю с Китаем. Если это не профессиональные купцы-согдийцы, то мы должны вспомнить сообщение Страбона о караванной торговле, которую вели аорсы с Мидией и Арменией по западному берегу Каспийского моря через Дербент или Дарьял. Исторически существование таких купцов или торговцев вполне возможно — в руках аорсов-яньцай-цев находился, как говорилось выше, не только этот, но и другой древний путь, ведший из Северного Причерноморья — Танаиса через Поволжье на восток — в Среднюю Азию и Китай (66, с. 12—20). Как видим, купцы аорсов-алан могли совершать весьма далекие и нелегкие путешествия на восток и юг, в страны Ближнего и Дальнего Востока.

Подводя краткие итоги, мы можем отметить, что сарматское племя аорсов, район расселения которых в китайских источниках II в. до н. э.— I в. н. э. назван Яньцай, а затем Аланья — Алания, стало одной из основ фор­мирования раннесредневековых алан. Но не единственной, ибо в этом про­цессе приняли участие и древние иранцы Средней Азии.

1. Диодор Сицилийский. Библиотека. Латышев В. В. Известия древних писателей Скифии и Кавказе. ВДИ, 1947, 4.
2. Мачинский Д. А. О времени первого активного выступления сарматов в Поднепровье по свидетельствам античных письменных источников. Археологический сборник Гос. Эрмитажа, вып. 13, 1971.
3. Смирнов К. Ф. Сарматы и утверждение их политического господства и Скифии. М., «Наука», 1984.
4. Тацит. Германия. Латышев В. В. Известия..., ВДИ, 1949, 3.
5. Эннодий Магн Феликс. Панегирик, сказанный всемилостивейшему царю Теодерику. Латышев В. В. Известия..., ВДИ, 1949, 4.
6. Овидий Публий Насон. Печальные песни. Латышев В. В. Известия..., ВДИ, 1949, 1.
7. Страбон. География в 17 книгах. Перев. Г. А. Стратановского. М., «Наука». 1964
8. Мела Помпоний. Землеописание. Латышев В. В. Известия..., ВДИ, 1949, 1.
9. Очир-Горяева М.А. О расселении савроматов. Вестник ЛГУ, сер. 2, вып. 3, 1988. 10. Гайдукевич В.Ф. Боспорское царство. М.— Л., 1949.
11. Каменецкий И. С. Ахардей и сираки. Материалы сессии, посвященной итогам археологических и этнографических исследований 1964 г. в СССР (тезисы докладов). Баку, 1965. 12. Виноградов В. Б. Локализация Ахардея и сиракского союза племен. СА, 1966, 4.
13. Смирнов К. Ф. Сарматы Нижнего Поволжья и междуречья Дона и Волги в IV в. до н. э. — II в. н. э.//СА, 1974, 3.
14. Халдеев В. В. Сколько было сарматов? //СА, 1987, 3.
15. Шилов В.П. Запорожский курган /к вопросу о погребениях аорской знати/. // СА, 1983, 1.
16. Прохорова Т., Гугуев В. Богатое сарматское погребение в кургане на восточной окраине г. Ростова-на-Дону. В кн.: Известия Ростовского областного музея краеведения, вып. 5, Ростов-на-Дону, 1988.
17. Дворниченко . В. В., Федоров-Давыдов Г. А. Памятники сарматской аристо­кратии в Нижнем Поволжье. В кн.: Сокровища сарматских вождей и древние города Поволжья. М., «Наука», 1989.
18. Гиджрати Н.И., НаглерА.О. Сарматское погребение у сел. Комарове Моздокского района СО АССР. В кн.: Античность и варварский мир. Орджоникидзе, 1985.
19. Смирнов К. Ф. Сарматы Нижнего Поволжья и междуречья Дона и Волги в IV в. до н. э.—II в. н. Э.//СА, 1974, 3.
20. Членова Н.Л. Археологические материалы к вопросу об иранцах доскифской эпохи и индоиранцах.//СА, 1984, 1.
21. Тацит. Летопись, Л аты ше в В. В. Известия..., ВДИ, 1949, 3.
22. Смирнов К. Ф. Савроматы. Ранняя история и культура сарматов. М., 1964.
23. Толстов С.П. Древний Хорезм. М., 1948.
24. Вишневская О. А.,И т и н а М.А. Ранние саки Приаралья. В кн:: Проблемы скифской археологии. М., 1971.
25. Мошкова М. Г. Сарматы и Средняя Азия. Тезисы докладов сессии, посвященной итогам полевых археологических исследований 1972 года в СССР. Ташкент, 1973.
26. Tarn W. W. The Greek in Bactria and India. Cambridge, 1951.
27. Смирнов К. Ф. Сарматы на Илеке. М., 1975.
28. Хазанов A.M. Религиозно-магическое понимание зеркал у сарматов.//СЭ, 1964, 3.
29. Плиний Секунд. Естественная история. Л аты in е в В. В. Известия..., ВДИ, 1949, 2.
30. МарцеллинАммиан. История. Латышев В. В. Известия..., ВДИ, 1949, 3.
31. Смирнов К. Ф. Производство и характер хозяйства ранних сарматов.//СА, 1964, ,8.
32. Косвен М. О. Амазонки. История легенды.//СЭ, 1947, 2—3.
33. Гиппократ. О воздухе, водах и местностях. Латышев В. В. Известия..., ВДИ, 1947, 2.
34. Хазанов А. М. Очерки военного дела сарматов. М., 1971.
35. Хазанов A.M. Характерные черты сарматского военного искусства.//СА, 1970, 2.
36. Пол иен. Военные хитрости. Латышев В. В. Известия..., ВДИ, 1948, 2.
37. Флавий Вописк Сиракузский. Божественный Аврелиан. Латышев В.В. Известия..., ВДИ, 1949, 3.
38. Нарты. Эпос осетинского народа. М., 1957.
39. Услар П. К. Древнейшие сказания о Кавказе. ССКГ, вып. X. Тифлис, 1881.
40. Дрягин Н. М. Анализ нескольких карачаевских сказаний о борьбе нартов с еммеч в свете яфетической теории. Яфетический сборник, VI. Л., 1930.
41. Геродот. История. Перев. Г. А. Стратановского. Л., 1972.
42. Мошкова М. Г. Памятники прохоровской культуры. М., 1963.
43. Железчиков В. Ф. Экология и некоторые вопросы хозяйственной деятельности сар­матов Южного Приуралья и Заволжья в VI в. до н. э.— I в. н. э. В кн.: История и культура сарматов. Изд. Саратовского университета, 1983.
44. Цит. по: Вонгард-Л евин Г. М.,Грантовский Э. А. От Скифии до Индии. М., 1974.
45. Гесихий Александрийский. Лексикон. Латышев В. В. Известия..., ВДИ, 1948, 4.
46. Определение зерен произведено в Горском сельскохозяйственном институте, г. Орджони­кидзе.
47. Смирнов К. Ф. Сарматские племена Северного Прикаспия. КС ИИМК, вып. XXXIV, 1950.
48. Алексеева Е. П. Памятники меотской и сармато-аланской культуры Карачаево-Чер­кесии. Труды КЧНИИ, вып. V. Ставрополь, 1966.
49. Маркиан. Объезд внешнего моря. Латышев В. В. Известия..., ВДИ, 1948, 3.
50. Виноградов В. Б. Сарматы Северо-Восточного Кавказа. Грозный, 1963.
51. Гаглойти Ю. С. Аланы и вопросы этногенеза осетин. Тбилиси, 1966.
52. Иордан. О происхождении и деяниях гетов. Комментарий Е. Ч. Скржинской. М., 1960.
53. Влаватский В. Д. О скифской и сарматской этнонимике. КС ИА, вып. 143, 1975.
54. СкрипкинА.С. Нижнее Поволжье в первые века нашей эры. Изд. Саратовского универ­ситета, 1984.
55. Шилов В. П. Аорсы (историко-археологический очерк). В кн.: История и культура сар­матов. Изд. Саратовского университета, 1983.
56. Лубо-Лесниченко Е. И. Великий шелковый путь.//ВИ, 1985, 9.
57. Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Т. П. М.— Л., 1950.
58. Литвинский Б. А. Джунский могильник и некоторые аспекты кангюйской проблемы //СА, 1967, 2.
59. Xенниг Р. Неведомые земли. Т. 1. М., 1961.
60. Бартольд В. В. Соч., т. Ш. М., 1965
61. Hirth P. Oeber Wolga-Hunnen und Hiung-nu. Bd. II, Munchen, 1899
62. M инорский В. Ф. История Ширвана и Дербента X—XI вв. М., 1963.
63. Волин С. К истории древнего Хорезма. ВДИ, 1941, 1.
64. Скалой К. М. О культурных связях Восточного Прикаспия в позднесарматское время. Археологический сборник Гос. Эрмитажа, вып. 2, 1961.
65. Бартольд В. В. Соч., т. П., ч. 1. М., 1963.
66. Мукашева P.P. К вопросу о торговом пути, проходившем по территории Средней Азии в древности. В кн.: Древний Восток и античный мир. Сб. статей, посвященный проф. В. И. Авдиеву. Изд. МГУ, 1972.


Материал взят из книги В.А. Кузнецова "Очерки истории алан". Владикавказ "ИР" 1992 год.