Скифы | Фандаг | Сарматы | Аланы | Осетины | Осетия

Значение Алании в системе подчиненных Константинополю епархий отмечено фактами неоднократного присоединения к ней соседних епархий. Так, в нотициях времени Андроника Палеолога говорится, что по хрисовулу императора Алексея Комнина (1180 — 1183 гг.) и акту Синода Алания была соединена с архиепископством Сотириуполя, но вследствие «смут» они были разъединены. Причина объединения указана в акте 114 Константинопольской патриархии от 1347 г.: Сотириупольская «определена состоять навсегда кафедрой Аланского архиерея, так как митрополия сия не имеет собственной архиерейской кафедры по той причине, что народ ее пастушеский» (41, с. 447). В том же 1347 г. с Аланией была соединена митрополия Вичины — Бичвинты в Абхазии (42, с. 610).

Обратим внимание на то, что несмотря на подчинение Абхазии грузин­скому царю Баграту III в 980 г. и утрату политической самостоятель­ности, христианские кафедры Абхазии остались под юрисдикцией Кон­стантинополя. Очевидно, подобное положение объясняется тем, что в сфере церковной жизни Византия полностью сохранила свое влияние, благо­даря чему имела возможность по-прежнему осуществлять сношения с аланской церковью. Более того, есть факт, свидетельствующий о неко­тором упрочении позиций империи в Абхазии около середины XI в. В 1033 г. Византия из рук аланки Альды, жены абхазского владетеля Георгия I, получила в свое владение мощную крепость Анакопию близ Нового Афона, за что император пожаловал чин магистра сыну Альды Дмитрию (43, с. 503). Эти сведения согласуются с византийскими эпигра­фическими памятниками из Анакопии (44, с. 17—30). Последние указыва­ют на присутствие здесь греков до середины XI в. и использование Анако­пии в качестве их опорного пункта в Абхазии.

В целом же история христианизации алан показывает, что, несмотря па все трудности и поверхностный характер этого процесса, главная цель Византией была достигнута — союзнические отношения с аланами были укреплены и освящены церковью. Греко-византийское православное христианство оставило на территории Алании многочисленные материаль­ные следы (монументальные купольные храмы, небольшие приходские церкви, христианские могильники, грекоязычные надписи, большое количество находок византийских крестов и т. д.), полностью согласу­ющиеся со сведениями письменных источников. Совокупная картина алано-византийских связей настолько широка, что возможно предположение о более или менее постоянном присутствии каких-то групп византийцев среди местного населения.

И в сфере внешнеполитических отношений алано-византийское союз­ничество имело тенденцию к дальнейшему сближению. К первой поло­вине X в. относится ряд русских походов в Южный Прикаспий (913, 944— 945 гг.), направленных против мусульманских государств. Русские по­ходы на Каспий соответствовали политическим интересам, и направля­ющая роль Византии в них вполне вероятна. Нам представляется сом­нительной попытка А.Н.Сахарова видеть в русах основных союзников Византии на Кавказе, хотя византийцы могли их использовать в своих интересах (45, с. 39). Безусловно, такими союзниками были аланы, их роль в X в. не была поколеблена. В походе 944—945 гг., как свидетель­ствует Бар-Гебрей, «вышли разные народы: аланы, славяне и лезги, проникли до Азербайджана, взяли город Бердау и, убив в нем 20000 человек, ушли назад» (46, с. 515). Многие историки склоняются к тому, что в по­ходе 944—945 гг. русы двигались через Кавказский перешеек по суше (45, с. 43), и в это время они «заключили союз с аланами и другими на­родами Северного Кавказа» (45, с. 43). В таких политических акциях Византия могла играть роль организатора, содействуя созданию антимусульманского альянса.

Источники XI—XII вв. демонстрируют различные неконфессиональ­ные формы связей Алании с Византией: династические браки, служба отдельных алан при дворе Константинополя и в армии, участие аланских отрядов в войнах империи, раздача богатых подарков и чинов аланской феодальной аристократии. Наиболее ярким примером династических связей является брак императора Михаила Дуки (1071 —1078 гг.) и Марии — дочери грузинского царя Баграта IV и его жены — аланки Борены, сестры царя Алании Дургулеля, которого грузинская летопись именует «Великим» (47, с. 192; 48, с. 33). Дочь Дургулеля Ирину Михаил Дука выдал замуж за Исаака Комнина, одного из представителей высшей византийской аристократии. После смещения Михаила Дуки в 1078 г. Мария стала женой императора Никифора Вотаниата (49, с. 897), а на двоюродной сестре Ирины женился в конце XI в. правитель Трапезунда и один из крупнейших феодалов Григорий Гавра (4, с. 55). Все эти браки заключались с далеко идущими политическими целями и расчетами и пред­ставляли акции государственного значения для обеих сторон. Они подчер­кивают тот интерес, который Византия продолжала питать к Алании в XI в., особенно во время правления царя Дургулеля Великого.

Связи последнего с Византией заслуживают особого внимания, но сведения о них крайне ограничены. Кроме приведенных выше фактов известно, что Михаил Дука посылал Никифора Палеолога к своему род­ственнику по жене, «правителю Алании», за наемным войском, и Никифор привел из Алании 6 тысяч воинов, но они вскоре почти все ушли, ибо платить было нечем (11, с. 78). «Правитель Алании» — это Дургулель Великий.

Интересные сведения приводит византийский писатель Михаил Пселл. Император Константин Мономах (1042—1055 гг.) после смерти императрицы увлекся дочерью царя Алании, жившей в Константинополе на положении заложницы. Как указывает Пселл, Алания «постоянно предоставляет Ромейской державе залоги верности», в чем можно видеть признак некоторой неустойчивости в союзнических отношениях Византии и Алании в XI в. Впрочем, заложничество в эпоху средневековья практиковалось часто. Судя по хронологии, упомянутая дочь царя Алании могла быть дочерью Дургулеля Великого. Вряд ли это Ирина; скорее всего это ее старшая сестра, Константин дал фаворитке высокий чин севасты, царскую стражу и «излил на нее текущие золотые реки, потоки изобилия и целые моря роскоши». Византийские богатства потекли в Аланию, и «впервые тогда аланская земля наводнилась богатствами из нашего Рима». В Константинополь зачастили аланские делегации, приезжавшие два-три раза в год и получавшие щедрые подарки (47, с. 116 — 117).

В XI—XII вв. происходит варваризация византийской армии за счет все более широкого привлечения в нее наемников. Среди них постоян­но присутствуют аланы. Выше был приведен пример с шеститысячным аланским войском, приглашенным Михаилом Дукой. В походе 1045 г. на Двин (Армения), находившийся в руках эмира Абу-л Асвара, участво­вал отряд византийского вассала—магистра Константина Аланского (50, с. 77, 87; 51, с. 170). Неизвестно, был ли отряд сформирован из аланских воинов, но в контексте алано-византийских отношений XI в. такой вариант вполне возможен. В 1071 г. аланы на стороне византийцев участ­вовали в битве с сельджуками при Манцикерте и потерпели поражение, при императоре Исааке II Ангеле (1185—1195 гг.) они принимают участие в боях у Солуни и Филиппополе, воюют вместе с ромеями в Македонии (52, с. 8, 72; 53, с. 88—89).

Период X—XII вв. представляется как время наиболее глубоких связей Алании с Византией, выразившихся в христианизации социаль­ных верхов и распространении среди них христианской культуры. Отно­сительно последней следует особо подчеркнуть распространение в прикубанской Алании греческой письменности, документированной многими эпиграфическими памятниками, на основе которой в XII в. была сделана попытка создания собственной аланской письменности (Зеленчукская надпись, 54, с. 110—118). Не исключено, что со временем будут выявлены новые памятники аланской письменности на основе греческого алфавита, и тогда мы получим возможность говорить не только о попытке, но. и о факте создания и распространения такой письменности. В такой воз­можности убеждает авторитетное свидетельство европейского путешествен­ника XIII в. Гильома Рубрука, писавшего, что аланы имеют греческие письмена (55, с. 106).

В то же время в зависимости от обстоятельств характер межгосудар­ственных отношений, очевидно, изменялся. Если в X в. аланский власти­тель трактовался как самостоятельный государь и именовался «духовным сыном императора» и эксусиократором Алании, то в XI—XII вв. употреб­ления термина «духовный сын» мы уже не встречаем. Приложение ти­тула «духовного сына» к иноземным правителям, таким образом вклю­чаемым в официально-«семейные» отношения, исходило из общеполити­ческой установки господства Византийской империи над прочими на-родами. В Византии была разработана своеобразная иерархия, применяв­шаяся в сфере международно-правовых отношений: во главе ее стоит император — «духовный отец», далее — «братья» императора (почти ему равноправные), после них шли «сыновья», и на низшей ступени иерархии находились «друзья». Как видим, положение «духовных сыновей» доста­точно высокое. Относительно Армении К. Н. Юзбашян, подробно рас­сматривавший этот вопрос, пишет: «Семейные» отношения между ви­зантийскими императорами и их армянскими «сыновьями» представляли собой юридическую реальность и фиксировались в специальном договоре — ухт, дашинк. С другой стороны, с помощью этих данных можно установить, что титул духовного сына цари Великой Армении носили с первых лет образования царства и, по крайней мере, до Ашота III (51, с. 82). Анало­гично мы можем допустить, что и с властителями Алании заключались такие же договоры, определявшие статус аланских «сыновей». В таком случае вырисовывается следующая картина международно-правовых отношений Византии и Алании: с VI до X в. аланы — «друзья» ромеев (Прокопий Кесарийский), в X в. их правители становятся «сыновьями» : (Константин Багрянородный), в XI в. этот титул исчезает, но посколь­ку алано-византийские связи при царе Дургулеле были очень глубокими, во­прос для нас остается неясным (не был ли Дургулель Великий объявлен «братом», хотя этому, кажется, противоречит наличие аланской заложницы при дворе); после смерти Дур-гулеля связи с Византией постепен­но слабеют, и аланы возвращаются , в разряд «друзей» империи.

Византийское влияние в Алании X—XII вв. не следует рассматри­вать изолированно. Византия про­должала свою юрисдикцию над христианскими кафедрами Абхазии и Черноморского побережья, а также Крыма (42, с. 551, 572 и др.). В эпоху Комнинов византийско-христианское влияние на Северо-За­падном Кавказе распространилось на Зихию и Матраху на Таманском полуострове (56, с. 322; 57, с. 55— 57; 58, с. 95), что подтверждается не только старыми, но и новыми эпиграфическими находками в Закубанье, свидетельствующими об упо­треблении греческого письма здесь до XV—XVI вв. (59, с. 156—157).

В 1988 г. опубликована статья В. В. Виноградова, критикующая автора этих строк за преувеличение «политико-конфессиональной доми­нанты Византии» на Северо-Запад­ном Кавказе и за непризнание влия­ния Грузии в данном регионе (60, с. 162—169). Однако нетрудно за­метить, что тезис о влиянии Грузии навязывается читателю императив­но, ибо аргументация фактически сведена к двум монетным находкам грузинского происхождения в Хадыженском и Азове. Обе находки представляют монеты Русудан 1227 г. и объяснимы не устойчивыми и тра­диционными сношениями Грузии и Западной Алании (как выше мы это проследили по отношению к Ви­зантии), а миграциями грузинских беженцев после татаро-монгольского нашествия и вторжения Джелал эд-дина в Грузию (61, с. 114). Факт связей и взаимовлияний с Абхазией и Западной Грузией я отмечал выше неоднократно, эти связи и абхазо-западногрузинские импульсы отразились в христианской архитектуре Западной Алании (62, с. 43, 58—61, 72), но не следует забывать о глубине влияния византийской культуры на саму Западную Грузию и Абхазию, где «ориентация на византийскую культуру была наиболее интенсивной» (63, с. 160), про­должаясь и после вытеснения греческого языка грузинским. Наконец, мы вправе задать В.Б.Виноградову вопрос: чем можно объяснить от­сутствие на Северо-Западном Кавказе грузинских эпиграфических памят­ников и наличие нескольких десятков греко-византийских? Видимо, именно теми причинами, которые сформулированы самим В. Б. Виногра­довым: политико-конфессиональной доминантой Византии в указанном регионе.

Выше говорилось, что к началу XII в. аланы вернулись в разряд «друзей» Византийской империи, что означало уменьшение их значения и глазах византийской политики и некоторого ослабления связей. Глубокий внутренний кризис, начавшийся в XII в. на фоне углублявшейся феодализации и первых признаков децентрализации и феодальной разд­робленности, ослабил страну и ее международный вес. В 1238—1239 гг. Алания была разгромлена татаро-монголами, после чего большая часть ее территории на востоке вошла в состав Золотой Орды. Катастрофа Алании не могла не отразиться на ее дальшейших связях с империей: после татаро-монгольского нашествия они сохранились преимущественно в кон­фессиональной сфере.

Проезжавший через Северный Кавказ в 1253 г. монах-минорит Гильом Рубрук отметил, что «аланы — христиане по греческому обряду, имеющие письмена и греческих священников» (55, с. 106), т. е. византий­цев. Видимо, завоеватели не тронули аланскую церковь, или же западная часть Алании, где греческие священники преобладали, сдалась на ми­лость победителей и уцелела вместе с церковью. Упоминание «греческого обряда» в устах монаха-католика означает принадлежность алан к ви­зантийскому православию.

В конце XIII в. Константинополь произвел объединение трех кафедр: Аланской, Сотириупольской и Зихской, но оно оказалось непрочным. В потициях времени Андроника III (1328—1341 гг.) Алания вновь выступает (самостоятельно, занимая 81-е место (42, с. 551). В акте 109 от 1347 г. упомянут «смиренный митрополит всей Алании и Сотирополя пречестный Лаврентий» (41, с. 472). Интересные факты изложены в акте 152 от I 356 г., где говорится о синодальном низложении аланского митрополита — трапезундского грека Симеона, получившего в Золотой Орде ярлык и не­законно рукоположившего архиереев на Кавказскую митрополию и в Сарай, а также подчинившего себе приход Танаиса (41, с. 449—455). Здесь важно отметить несколько вполне конкретных реалий: выдвижение и митрополиты Алании византийца из Трапезунда, который был ближай­шим территориально рынком империи и имел давние традиционные связи с народами Кавказа, отразившиеся и в архитектурных памятниках Ала­нии (62, с. 46—48), благожелательное отношение к аланской христиан­ской кафедре в Золотой Орде, без согласия которой Симеон не мог прибрать к своим рукам приходы Сарая и Танаиса (в числе их прихожан были и аланы, 64, стлб. 10, 15); существование отдельной и несомненно слабой Кавказской митрополии, чисто формальный контроль Константинополя над далекой Аланской кафедрой, иерарх которой делал, что хотел.

Как показал С. Н. Малахов, в конце XI в. резиденция аланских митро­политов из ущелья Большого Зеленчука была перенесена в Сотириуполь в низовьях р. Чорох, а с конца XIV по 60-е годы XV в. она была вновь перенесена в город Трапезунд. Последним митрополитом Алании, жив­шим в Трапезунде, был Мелетий, умерший в 1447 г., а к 1459 г. относится письмо последнего императора Давида Комнина к герцогу Филиппу Бур­гундскому, где говорится, что аланы готовы сражаться на его стороне против неверных наряду с «джиками» (черкесами.— В. К.). После захвата Трапезунда турками в 1461 г. центр Аланской кафедры" переместился еще западнее — в г. Севастию. Последнее свидетельство об «аланейском» архиепископе относится к 1590 г. (65), т. е. к концу XVI в.; но совершенно очевидно, что к этому времени реальные связи столь удаленной Алан­ской кафедры со своей паствой ослабели, хотя и не были утрачены полно­стью (о чем свидетельствует хотя бы упоминавшаяся выше греческая надпись XVI в. из ст. Курджипской (59, с. 156—157).

Ареал византийского влияния в Алании в письменных источниках отражения не получил, и мы можем опираться преимущественно на археологические данные. Наиболее достоверны эпиграфические памятники на греческом языке, хронологически укладывающиеся в пределах X—XVI вв., что полностью соответствует историческим данным. Основная масса сосредоточена в бассейне верхнего течения Кубани; в статье 1985 г. я таких памятников здесь насчитал 89 (22, с. 56), сейчас к ним добавилась надпись из ст.Курджинской, и общее число достигло 90. На территории Кабардино-Балкарии интересующих нас памятников меньше. Некоторые из них имеют греческие надписи (66, табл. XIII), другие представляют каменный крест или плиту с изображением креста (67, с. 330; 68, с. 1—2; 69, с. 199 и т. д.). Типологически последние скорее всего могут быть связаны прямо или косвенно с греко-византийским христианским влиянием. Недавно И. М. Чеченов опубликовал еще 20 каменных крестов в обломках из Жанхотеко (70, с. 77—98, рис.11 —17), но датировка и происхождение этих весьма своеобразных памятников остаются оконча­тельно не установленными.

Таким образом, ареал влияния Византии на территории Алании на основании христианских мегалитических памятников может быть определен как часть Северо-Западного и Центрального Кавказа от района г. Майкопа на западе до района гг. Владикавказ — Беслан (Кантышево) на востоке, где зафиксированы наиболее восточные и наиболее поздние (XVI в.) грекоязычные памятники (71, с. 126—136, табл. LXIII — LXV). Судя по этим реалиям, наиболее активным греко-византийское влияние было в верховьях Кубани, в районе между р. Большая Лаба и Кубань. Данное обстоятельство легко объяснимо тем, что именно здесь, на Нижне-Архызском городище в ущелье Большого Зеленчука, находился центр Аланской епархии X—XI вв. (72, с. 230—247). Здесь пролегали наиболее легкодоступные пути через перевалы на юг, к портам Черноморского побережья, и именно по ним шли караваны восточных и западных купцов в период функционирования «Великого шелкового пути». Здесь должны были находиться резиденции друзей и союзников Византии аланских властителей Саросия, Итаза, Дургулеля Великого. Здесь находился плацдарм, откуда византийское влияние распространялось на прилегающие территории Северного Кавказа.

Многовековые дружественные отношения с Византией, несомненно, сыгра-ли огромную позитивную роль во внутреннем социально-экономическом развитии аланского общества и его культуры. Эти связи с той или иной степенью глубины затрагивают важнейшие сферы исторического развития Алании: классообразование и феодализация, оформление раннефеодальных общественных институтов вплоть до царской власти, становление классовой идеологии, культурный прогресс, активизация политической жизни. «Византийская цивилизация оказала глубокое и нередко устойчивое воздействие на развитие культуры многих стран средневековой Европы. Ареал распространения влияния византийской культуры был весьма обширен: Сицилия, Южная Италия, Далмация, государства Балканского полуострова, Древняя Русь, народы Закавказья, Северного Кавказа и Крыма — все они в той или иной степени соприкасались с византийской образованностью. Наиболее интенсивно византийское культурное влияние, естественно, сказывалось в странах, где утвердилось православие, связан­ное прочными нитями с Константинопольской церковью» (73, с. 340). Сказанное полностью приложимо к Алании.

В то же время аланы, как мы видели, будучи в течение многих веков друзьями и союзниками ромеев, внесли встречный вклад в историю Византийской империи своим оружием и доблестью, направленными против ее многочисленных врагов.

1. Диль Ш. Основные проблемы византийской истории. М., 1947.
2. Гадло А. В. Основные этапы и тенденции этносоциального развития этнических общ­ностей Северного Кавказа в период раннего средневековья. Вестник ЛГУ, серия 2, вып. 1, 1986.
3. Прокопий из Кесарии. Война с готами. Перев. С. П. Кондратьева. М., 1950.
4. КулаковскийЮ. Аланы по сведениям классических и византийских писателей. Киев, 1899.
5. Левченко М. В. История Византии. М.-Л., 1940.
6. Bachrach Bernard S. A History of the Alans in the West. University of Minnesota press. Minneapolis, 1973.
7. История Византии, т. 1. M., 1967.
8. Абаев В. И. Осетинский язык и фольклор, 1. М.—Л., 1949.
9. Козлов А. С. Основные направления политической оппозиции правительству Византии -в 50 — начале 70-х гг. V в. В кн.: Развитие феодализма в Центральной и Юго-Восточной Европе. Свердловск, 1983.
10. Козлов А. С. Содержание конфликта Аспара и Льва 1. В кн.: Античная древность и средние века, вып. 11, Свердловск, 1975.
11. Исторические записки Никифора Вриенния /976—1087/. Византийские историки, пере­веденные с греческого при С.Петербургской духовной академии. Спб, 1858. .
12. КомнинаАнна. Алексиада. Перев. Я.Н.Любарского. М., 1965.
13. Прокопия Кесарийского история войн римлян с персами. Перев. С. Дестуниса. Спб., 1867. 14. Гаглойти Ю. С. Аланы и вопросы этногенеза осетин. Тбилиси, 1966.
15. Гадло А. В. Этническая история Северного Кавказа IV-X вв. Изд. ЛГУ, 1979. 16. Избранные отрывки из «Истории» Агафия Миринейского. Перев. М. В. Левченко. ВВ, т.III, 1950.
17. Воронов Ю. Н. Из истории византийско-аланских связей в VI—VII вв. В кн.: Конфе- ренция по археологии Северного Кавказа. XII Крупновские чтения. Тезисы докладов. М., 1982.
18. Воронов Ю. Н. Западный Кавказ в эпоху Юстиниана (527—565 гг). В кн.: XIII «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа (тезисы докладов). Майкоп, 1984.
19. Анчабадзе 3. В. Из истории средневековой Абхазии. Сухуми, 1959.
20. Квициани И. Б. Мисимианцы и мисимианская дорога. Труды Тбилисского гос. уни­верситета, 266, 1986.
21. Спец. карта Европейской России, изд. Военно-Топ. отдела Генерального штаба, лист 79, 1879.
22. Кузнецов В. А. Алания и Византия. В кн.: Археология и традиционная этнография Северной Осетии. Орджоникидзе, 1985.
23. Византийские историки. Перев. С. Дестуниса. Спб., I860.
24. Xенниг Р. Неведомые земли, т. II. М., 1961.
25. Philippson A. Das Byzantinische Reich als geographische Erscheinung. Leiden, 1939.
26. Габриелян Р. А. Армяно-аланские отношения (I—X вв.). Ереван, 1989.
27. Кузнецов В. А. Христианство в Алании до X в. «Известия» Юго-Осетинского НИИ, вып. XXIII, Тбилиси, 1978.
28. Ибн-ал-Асир. Тарих ал-Камиль. Перев. П. Жузе. Баку, 1940.
29. Чичуров И. С. Византийские исторические сочинения: «Хронография» Феофана и «Бревиарий» Никифора. М., 1980.
30. 3етейшвили С. Г. Сведения об аланах в «Хронографии» Феофана. В кн.: Древнейшие государства на территории СССР. М., 1976.
31. Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962.
32. Бруцкус Ю. Д. Письмо хазарского еврея от X века. Берлин, 1924.
33. Багрянородный Константин. Об управлении империей. Под. ред. Г. Г. Литаври-на и А. П. Новосельцева. М., 1989.
34. Constantine Porphyrogenitus. De cerimoniis aulae Byzantinae. Corpus Bonn., t. II ex rec. I.. Reiskii. Bonnae, 1829.
35. Дуйчев И. Из письмата на патриарха Николая Мистика. В кн.: Сборник в паметь на проф. Петр Ников. София, 1940.
36. Кулаковский Ю. Христианство у алан. ВВ, т. V, вып. 1—2, Спб., 1898.
37. Минорский В. Ф. Исторя Ширвана и Дербенда X—XI веков. М., 1963.
38. Коковцов П. К. Еврейско-хазарская переписка в X веке. Л., 1932.
39. Ficker I. Das Epiphanios — Kloster und der Metropolit Alaniens. Buzantinisch — Neugrie-chische Jahrbucher, Bd. Ill, Berlin, 1922.
40. Епископа Феодора «Аланское послание». Перев. Ю. Кулаковского. ЗООИД, т. XXI, Одес­са, 1898.
41. Древние акты Константинопольского патриархата, относящиеся к Новороссийскому краю. ЗООИД, т. VI. Одесса, 1867.
42. Gelzer N. Ungedruckte und ungentigend veroffentliche Texte der Notitiae episcoratuum.
Miinchen, 1901.
43. Georgius Cedrenus Joannis Scilitzae ope ab. I. Bekkero suppletis emendatus, II, Bonn, 1839.
44. Латышев В.В. К истории христианства на Кавказе. Греческие надписи из Ново-Афон­ского монастыря. В кн.: Сборник в Честь графа А. А. Бобринского. Спб., 1911.
45. Сахаров А.Н. «Восточный фактор» и зарождение древнерусской дипломатии /IX — первая половина X в./. «История СССР», 1980, 1.
46. Дорн Б. Каспий. О походах древних русских в Табаристан. «Приложение» к XXVI то­му «Записок» Имп. Академии наук. Спб. 1875.
47. Пселл Михаил. Хронография. Перев. Я.Н.Любарского. М., «Наука», 1978.
48. Известия грузинских летописей и историков о Северном Кавказе и России. Перев. М. Джа-нашвили. СМОМПК, вып. XXII,'Тифлис, 1897.
49. Хронограф Георгия Амартола. Изд. фон-Муральт. Спб., 1859.
50. Юзбашян К. Н. Скилица о захвате Анийского царства в 1045 г. ВВ, т. 40, 1979.
51. Юзбашян К. Н. Армянские государства эпохи Багратидов и Византия IX—XI вв. М., «Наука», 1988.
52. Никиты Хониата история со времени царствования Иоанна Комнина, т. 2. Перев. Н. В. Чельцова. Спб., 186 .
53. Eustazio di Fe jsaloiiica. La Espugnazione di Fessalonica. Festo critico introdurione annotazioni di Stilpon Kiriakidis. Palermo, 1961.
54. Миллер В. Ф. Древнеосетинский памятник из Кубанской области. МАК, вып. III. M.,1893.
55. Рубрук Гильо'м. Путешествие в восточные страны. М., 1957.
56. Левченко М. В. Очерки по истории русско-византийских отношений. М., 1956.
57. Banesku N.. La domination byzantine a Matracha (Tmutorokan), en Zichie, en Khazarie et en 'Russie' аl’ epoqie des Comnenes. Bulletin de la XXII. Bucuresti, 1941.
58. Каждан А. П. Византийский податной сборщик на берегах Киммерийского Воспора в кон­це XII в. В кн.: Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран.
М., 1963.
59. Трифонов В. А. Работы разведочного отряда. АО 1985 года. М., «Наука», 1987.
60. Виноградов В. Б. О реальности грузинского влияния на Северо-Западном Кавказе в X—XIII вв. «Мацне». Серия истории, археологии, этнографии и истории искусства. Тби­лиси, 1988, 2.
61. История СССР с древнейших времен до конца XVIII века. М., «Высшая школа», 1975.
62. Кузнецов В. А. Зодчество феодальной Алании. Орджоникидзе, 1977.
63. Лордкипанидзе М. Д. О византийско-грузинских культурных взаимоотношениях VII—XIII вв. В кн.: Византийские очерки. М., «Наука», 1982.
64. Памятники древнерусского канонического права, ч. 1, Спб, 1380.
65. Малахов С. Н. К вопросу о локализации епархиального центра Алании в XII—XVI вв. В кн.: Аланы: Западная Европа и Византия. Орджоникидзе, 1992.
66. Guldenstadt I. A. Reisen/durch Russland und im Caucasischen Gebiirge, I, Sankt-Petersburg, 1787.
67. Отчет гг. Нарышкиных, совершивших путешествие на Кавказ /Сванетию/ с археологи­ческой целью в 1867 году. Известия Имп. Русского археологического общества, т. VIII, вып. 4. Спб., 1876.
68. Помяловский И. Сборник греческих и латинских надписей Кавказа. Спб., 1881.
69. Алексеева Е. П. Археологические раскопки в районе села Верхний Чегем в 1959 г. В кн.: Сборник статей по истории Кабардино-Балкарии, вып. IX. Нальчик, 1961.
70. Чеченов И. М. Новые материалы по средневековой археологии Центрального Кавка­за. В кн.: Археологические исследования на новостройках Кабардино-Балкарии, т. 3. Наль­чик, 1987.
71. Миллер В. Ф. Отголоски кавказских верований на могильных памятниках. МАК, вып. III. М., 1893.
72. Кузнецов В. А. Нижне-Архызское городище X—XII вв. — раннефеодальный город Алании (историко-географическая характеристика и некоторые итоги исследований). В кн.: Новое в археологии Северного Кавказа. М., «Наука», 1986.
73. История Византии, т. 3. М., «Наука», 1967.

Материал взят из книги В.А. Кузнецова "Очерки истории алан". Владикавказ "ИР" 1992 год.