Скифы | Фандаг | Сарматы | Аланы | Осетины | Осетия

Кавказское происхождение алан к V в. стало широко известным фактом. Живший в Галлии Гай Соллий Аполлинарий Сидоний /430—480 гг./ на­мывал алан «рожденными на Кавказе» /1, с.287/. Видимо, значительная часть появившихся в далекой Галлии алан была родом с Кавказа, и Сидоний мог узнать об этом если не из первых рук, то от очевидцев событий, относя­щихся к недолгому пребыванию алан в Галлии.

Однако, имея метрополию в Предкавказье, аланы в первые века нашей эры /до гуннского нашествия/ фиксируются источниками и вне Северного Кавказа — на обширной территории Северного Причерноморья вплоть до Паннонии. Выше были приведены сведения Иосифа Флавия о том, что «пле­мя аланов есть часть скифов, живущая вокруг Танаиса и Меотийского озера» и другие сведения о позднесарматских племенах языгов, роксоланов, танаитов, яксаматов, живших в степях Северного Причерноморья и в начале нашей эры получивших наименование «аланы». Авторитетный автор IV в. Аммиан Марцеллин явно отличает кавказских /азиатских/ алан от алан «европей­ских» и указывает, что они разделены «по обеим частям света» /2, с. 290, .304/, т. е. часть алан живет, в соответствии с географическими представле­ниями того времени, в Европейской Сарматии /Северном Причерноморье.— В. К./, другая часть алан — в Азиатской Сарматии /к востоку и юго-востоку от Дона.— В. К/. Аммиан Марцеллин помещает алан «европейских» в «сре­динном пространстве лука», т. е. на северном побережье Черного моря, очер­тания которого напоминали древним форму скифского лука /2, с. 289—290/. Шивший на два столетия раньше античный географ Птолемей /II в./ знает и Европейской Сарматии «скифо-алан» /3, с. 230—231/, где упоминание скифов является явным анахронизмом, а в аланах можно усматривать евро­пейских алан Марцеллина.

Мы уже отмечали, что в объединенных под именем алан племенах нельзя видеть некий этнический монолит. Это было объединение всех или боль­шинства родственных по языку и культуре позднесарматских племен под общим этническим названием /что напоминает этнополитическую ситуацию Скифии; 4, с. 17/. Принятие поздними сарматами общего этнонима, быстрое исчезновение отдельных племенных названий /таких, как аорсы, сираки, роксоланы и т. д./ свидетельствует о возникновении уже в I в. союза сармат­ских племен, каждое из которых в то же время сохраняло определенную самостоятельность. «Союз предполагает наличие независимых племен, занимающих отдельные территории»,— указывают Маркс и Энгельс /5, с. 79/. В дальнейшем вопрос об аланах мы будем рассматривать именно с этих позиций, видя в них этнополитическое объединение поздних сарматов — завершающий этап исторического развития древних иранцев на юге СССР.

Как известно, активное продвижение сарматов из Поволжья и Приуралья на запад от Дона, в бескрайние степи Северного Причерноморья, началось в III в. до н. э. в связи с войной сарматов со скифами /6/. В последние века до н. э.— первые века н. э. сарматы уже были господствующим населением южно-русских степей, ведшим в основном кочевое скотоводческое хозяйство и как прежде отличавшимся подвижностью и воинственностью. Достаточно примитивные экономика и быт, хотя и несколько утрированно, охарактеризованы у них Аммианом Марцеллином: «Лишь незначительная часть их питается полевыми плодами, все остальные, кочующие по обширным степям, никогда не испытавшим ни сохи, ни посевов, но запущенным и покрытым инеем, питаются отвратительным образом по-звериному. Все их имущество, жилища и бедная утварь сложены на покрытых корой кибитках; они беспрепятственно переезжают, когда вздумается, перевозя, куда заблагорассудится, свои повозки» /2, с. 290/.

Описание причерноморских степей Марцеллина живо напоминает нам яркую картину их первобытности, нарисованную Н. В. Гоголем: «Тогда весь юг, все то пространство, которое составляет нынешнюю Новороссию, до са­мого Черного моря было зеленою, девственною пустынею. Никогда плуг не проходил по неизмеримым волнам диких растений; одни только кони, скрывавшиеся в них, как в лесу, вытаптывали их» /7, с. 112/. Эти ковыльные, хорошо орошенные степи с лежавшими на приморских берегах портами и богатыми рынками, где кочевник мог приобрести все ему необходимое, стали на несколько столетий прибежищем «европейских» алан.

Одними из первых в северопричерноморские степи проникли роксоланы /осет.: «рухс» — ирон. «рохс» — диг. «светлый», т. е. «светлые аланы»/, В начале II в. до н. э. они выступили союзниками крымских скифов во главе с царем Палаком, которые вели войну с Херсонесом. На помощь херсонесцам понтийский царь Митридат II Евпатор направил в 110 г. до н. э. армию во главе с Диофантом. Последний разбил скифов и их союзников — роксолан, что и было зафиксировано благодарными жителями Херсонеса в специаль­ном декрете, высеченном на мраморном пьедестале статуи Диофанта /упо­мянутые в декрете ревксиналы отождествляются историками с роксоланами, 8, с. 390; 9, с. 302/. Правомерность этого отождествления основана на тексте Страбона, где в рассказе о войне с полководцами Митридата Евпатора /име­ется в виду Диофант.— В. К./ ревксиналы заменены роксоланами и даже названо имя их предводителя — Тасий, а также указана численность войска роксолан в 50 тыс. человек. Далее Страбон сообщает о роксоланах — «светлых аланах» интересные детали: «У них в ходу шлемы и панцири из сыро­мятной кожи, они носят плетеные щиты в качестве защитного средства; есть у них также копья, лук и меч. Таково вооружение и большинства прочих вар­варов». Обитают же роксоланы, по Страбону, «на равнинах между Танаисом и Борисфеном» /10, с. 280—281; Доном и Днепром.— В. К./. Судя по ука­занному Страбоном количеству воинов /возможно, преувеличенному/, рок­соланы были весьма многочисленным и сильным племенем, хотя, конечно, страбоновы сведения о роксоланах разновременны: рассказ о войне между скифами и греками восходит ко II в. до н. э., тогда как численность роксолан и описание их вооружения могут скорее всего относиться ко времени самого Страбона, т. е. к началу н. э.

Видимо, тех же «светлых алан» следует видеть в аланах, около середины II в. н. э. угрожавших городу Ольвии и отбитых римскими войсками импе­ратора Антонина Пия /138—161 гг.; 11, с. 492/. По мнению А. Д. Удальцова, эти аланы жили недалеко от Ольвии /12, с. 47/, в Побужье — Приднепровье. И действительно, проникновение сарматов и сарматской материаль­ной культуры в Нижнее Приднепровье во II в. н. э. засвидетельствовано рас­копками наиболее хорошо изученного Золотобалковского могильника у с. Золотая Балка /правый берег Днепра; 13/. В археологическом материале продвижение сарматов в Северном Причерноморье фиксируется достаточно отчетливо; оно отразилось, в частности, в распространении погребений в так называемых «подбоях» — сводчатых подземных камерах. Широко распрост­раняются такие сарматские черты погребального обряда, как подсыпка из угля и мела, обычай искусственной деформации черепов /14/. Со времени расселения сарматов в северопричерноморских степях происходит усиленная варваризация культуры античных городов Северного Причерноморья, кото­рая сопровождается инфильтрацией самих сарматов в местную этническую среду. По археологическим и антропологическим данным прослежено, что сарматы юга Украины переселились сюда из Нижнего Поволжья /15, с. 68/. То же самое мы можем сказать и относительно могущественного пле­мени роксолан, передвинувшихся на Украину из Поволжья. Археологиче­ски роксоланам некоторое время приписывали так называемые «диагональ­ные погребения» /16, с. 213—218/, но сейчас эта точка зрения пересмотре­на, и истинные могилы роксолан пока достоверно не выделены. Не исключе­но, что они отчасти могут быть связаны с уже упоминавшимися сарматскими захоронениями в подбоях, хотя «нельзя каждую определенную форму могилы связать с отдельными племенами» сарматов /17, с.38/. Во всяком случае такие сарматские могильники как Кантемировский, Нижне-Гниловской, Усть-Каменский /18/ могли быть оставлены сарматами, имевшими отно­шение к роксоланам—хронологически и территориально они совпадают.

Разумеется, в причерноморских степях в первые века н. э. кочевали не только роксоланы, но и другие сарматские племена. Плиний Старший, и частности, кроме роксолан указывает здесь сарматское племя гамаксобиев /19, с. 42/ или аорсов, языгов и алан /19, с. 95/.

В своем движении на запад позднесарматские племена достигают ниж­него течения р. Дунай, расселяясь в Днестровско-Дунайском междуречье /современная Молдавия и северо-восточная часть Румынии/. В этом ареале и настоящее время известно более 40 сарматских могильников первых веков п. э., в погребальном обряде и инвентаре обнаруживающих связи с более восточными районами Причерноморья и испытывающих сильное воздействие античной и местных культур/20, с. 68—88; 21; 22, с. 195—208; 23, с. 451 — 167/. Исследователями эти могильники отождествляются с роксоланами и аланами, постепенно проникающими в города Западного Причерноморья — Тиру, Томи, Истрию — и влияющими на их культуру.



В том же ареале начинает выявляться топонимика, связанная с пребы­ванием сармато-алан, но еще почти не изученная. Так, название с. Олонешты в Молдавии соотносится с этнонимом алан /Аланешты/, как и названия села Ясска и города Яссы /ныне в Румынии/ с этнонимом асы-ясы /24, с. 355— 356/. Заметим кстати, что около с. Олонешты А. И. Мелюковой исследо­ван курган с типичным сарматским погребением конного воина II—III вв. А. И. Мелюкова справедливо считает это погребение аланским /22, с. 207 — 208/. Это обстоятельство свидетельствует о реальности именно аланской этимологии топонима Олонешты, а также может в какой-то степени пролить свет на время появления данной номинации. Видимо, то же самое мы можем сказать и относительно топонима Делакеу на берегу р. Днестр, где находится селище первых веков н. э., синхронное погребение из Олонешты /25, с. 60— 68/. Фонетически Делакеу, на наш взгляд, восходит к осетинскому «Далагкау» — «нижнее село». Следовательно, выше по течению реки должно было располагаться «Уаллагкау» — «верхнее село» того же времени. К сожале­нию, иранский пласт топонимики Молдавии специально еще не изучался.

Такова общая картина освоения причерноморских степей сарматами в последние века до н. э.— первые века н. э. Успешное продвижение сармато-алан на запад от Дона было обусловлено, с одной стороны, ослаблением и упадком Скифского государства и Боспорского царства в Восточном Крыму, с другой — усилением военно-политического могущества поздних сарматов, особенно рельефного на этом фоне. Проследить все детали постоянных пере­движений кочевых племен на столь обширной территории невозможно, и мы и состоянии наметить лишь общие контуры этой пестрой и изменчивой мо­заики.

Во II—I вв. до н. э. сарматская инфильтрация захватывает и Крым. С этого времени сарматы четко прослеживаются в некрополе столицы поздних скифов — города Неаполя. Судя по южной ориентировке погребенных, эта волна сарматов проникла в степной Крым из Подонья и украинских степей, т. е. скорее всего через Перекопский перешеек (26, с. 148—149; 27, с. 158). Другая волна сарматов двигалась в восточную часть Крыма через Боспорский пролив из Прикубанья. В III в. до н. э. на территории азиатского Боспора появляются сарматские подбои; несколько позднее они оказываются и и европейской его части. В I в. н. э. сильная инфильтрация сарматов Боспора прослеживается на материалах некрополя Неаполя, и исследователи отме­чают наличие сармато-северокавказских элементов в Таврике /26, с. 149— 150; 28, с. 147/. Таким образом, намечается возможность говорить о двух путях и двух разновременных этапах сарматского заселения Крымского полуострова, причем эти сарматские элементы не идентичны.

Процесс сарматизации Боспора прослеживается не только в археологи­ческих (9, с. 324—325; 29, с. 69), но и в ономастических материалах — мно­гие личные имена жителей Боспора имеют иранское происхождение (30, с. 80—95; 31, с. 310, 314, 320, 323—325, 370 и др.), в тоже время происхо­дит встречный процесс эллинизации, и многие сарматы носят греческие име­на (32, с. 61—79) и приобщаются к античной культуре.

Сарматская волна, захватившая Таврику, была настолько сильной и активной, что в первые века н. э. здесь возникают города с иранскими наиме­нованиями. На западном побережье Крыма это город Дандака, упоминаемый Птолемеем и Аммианом Марцеллином (3, с. 240; 2, с. 288). Этимология названия «Дандака» явно иранская; по В. И. Абаеву, в основе его лежит иран. danta — зуб, староосетинское dandak, «речь шла, надо думать, о каком-то зубовидном выступе или мысе» (33, с. 161 —162). Как писал В. В. Латы­шев, «Дандака ближайшему отождествлению не поддается» (34, с. 288, прим. 10); однако А. Н. Щеглову на основании анализа письменных сведений и археологического материала удалось убедительно локализовать Дандаку на одном из наиболее крупных городищ Крыма первых веков н.э.— городище Алма-Тамак, в устье реки Альмы, севернее Херсонеса. Это укреплен­ное рвом и валом городище действительно занимает зубовидный мыс, вы­ступающий в море (35, с. 110—113; 36, с. 130). Согласно А. Н. Щеглову, городище Алма-Тамак до III в. было укрепленным римским лагерем, но его древнеиранское название указывает на наличие очевидной скифо-сарматской этнической основы.



В восточной части Крымского полуострова в тот же период возникает город Ардавда, о котором в V в. сообщает анонимный перипл Понта Эвксин-ского (Черного моря.—В. К.). Это нынешняя Феодосия: «Ныне же Феодосия на аланском или таврском наречии называется Ардабда, т. е. Семибожный. В этой Феодосии, говорят, жили некогда и изгнанники из Боспора» (37, с. 235). Анонимный автор перипла знал точный перевод названия города, ибо Ардавда по-древнеирански действительно означает «семибожный» (33, с. 155; 38, с. 26) — аланы вполне могли иметь прямое отношение к появле­нию этого города. В этой связи обратим внимание на свидетельство перипла о том, что в Феодосии «некогда», т. е. для автора V в. давно, жили изгнан­ники из Боспора. Что это за изгнанники? Некоторые ученые полагают, что' в начале II в. Феодосия подверглась нападению алан, что привело город к вре­менному обезлюдению (9, с. 369). Выше мы отмечали, что одна из волн сар­матской миграции в Таврику шла через Боспор. Не были ли аланы, опусто­шившие Феодосию в начале II в. и давшие ей имя на своем языке, этими сар­матскими переселенцами из Боспора? Разумеется, ответ на этот вопрос не может быть однозначным, возможны и иные предположения, но предполо­жение о связи боспорских сарматов с разрушившими Феодосию аланами кажется вполне допустимым.

Тогда же на карте Таврики появляется и город Судак, по церковному преданию, основанный в 212 г. (39, с. 815) и ставший впоследствии одним из важнейших портов Северного Причерноморья. Как показал В. В. Бартольд, современное название Судак восходит к древнему названию Сугдак (XIII в.) — аланский Согд (название бассейна р. Зеравшан в Средней Азии, вариант — Согдиана). «Название этого аланского «Согда» до сих пор сохра­нилось в крымском городе Судаке»,— пишет по этому поводу В. В. Бартольд и тут же отмечает, что уже знакомая нам страна алан Яньцай, или Ала­ния, упоминается под третьим китайским названием Судэ (39, с. 814). По-ирански «сугда» означает «чистый», «святой» (40, с. 56), т. е. функция первоначальных иранских имен Ардавды и Сугда совпадают — они носят куль­товый характер.

Кем был основан крымский город Сугд — Судак? Были ли это средне­азиатские согдийцы — предприимчивые купцы, деятельность которых вдоль путей морской торговли В. В. Бартольд сравнивал с деятельностью прослав­ленных купцов и мореходов — финикийцев (41, с. 184), или это были сарма­ты, передвинувшиеся в Крым из приарало-прикаспийской области Яньцай — Судэ? И на этот вопрос мы не можем дать однозначный и обоснованный от­пет. Ясно только то, что, как писал Ф. К. Брун, «Судак обязан своим существованием аланам, господствовавшим уже в то время над большей частью Таврического полуострова» (42, с. 122). К XII в. значение Судака настоль­ко усилилось, что византийский писатель Иоанн Цец в своих «Хилиадах» (XIII, 93—95) весь Крымский полуостров называет по имени города Сугдеей (12, с. 122).

Кратко затронем археологические памятники, свидетельствующие рас­селение сармато-алан в Восточном Крыму в первых веках н. э. Выше мы уже говорили об инфильтрации их в Неаполь и европейский Боспор и, в частно­сти, о появлении там сарматских подбойных могильников. На Боспоре по­следние встречаются и сосуществуют со средиземноморско-античной тра­дицией погребений в сводчатых подземных склепах с узкими входными коридорами-дромосами (43, с. 44, 93), внешне довольно близко напоминаю­щими обычные грунтовые катакомбы. В стенах камер античных склепов устраивались аркосолии — специальные ниши для захоронений (44, с. 150). каменные склепы нередко внутри штукатурили и расписывали, изображая орнаменты, цветы, мифологические и бытовые сцены. Среди последних особенно для нас интересны росписи I в. н. э. в склепе Анфестерия (45, с. 170— 182, табл. 1). Здесь мы видим фигуры двух всадников в одежде кочевников, с длинными сарматскими копьями в руках, и войлочную кочевническую юрту с высоким полуовальным входом. Глядя на эти документальные изображе­ния, нетрудно представить себе облик конных аланских воинов и те их кибитки, которые столь выразительно описал Аммиан Марцеллин.

Стилистический анализ живописи боспорских склепов первых веков н. э. показывает взаимодействие различных культурных традиций — античной, римско-эллинистической и местной, принадлежащей скифо-сарматам и меотам (9, с. 404, 406; 46, с. 167). О том же свидетельствуют личные имена сар­матов Сорак, Саваг и Фаиспарт, начертанные на стенах керченских ката­комб IV—V вв. и имеющие иранское происхождение (47, с. 22—23; 48, с. 31). К этому времени варваризация греческих городов Боспора зашла настолько далеко, что мы можем уже говорить не столько о греческом, сколько о сме­шанном населении этих городов с преобладанием «варварского» сармато-аланского элемента. Этот процесс ярко отразился и в керамике столицы Боспорского царства Пантикапея. Анализ местной керамики показывает наибо­лее тесные связи с азиатским Боспором, Кубанью и Северным Кавказом, «что объясняется как торговлей, так и непосредственным проникновением аланских племен в Пантикапей в первые века н. э» (49, с, 113).

Тот же сложный процесс этнокультурной интеграции прослеживается и в прикладном искусстве позднеантичного Крыма. Крымские города (в пер­вую очередь, Херсонес и Пантикапей — Боспор) были крупнейшими в Се­верном Причерноморье центрами по производству великолепных ювелирных украшений (50), распространявшихся отсюда по всему степному миру и Се­верному Кавказу. В первых веках н. э. на Боспоре вырабатывается так на­зываемый «полихромный стиль», о котором мы уже говорили выше и кото­рый характеризуется сочетанием золотого фона с многоцветными (преиму­щественно красными) вставками из пиленых полудрагоценных камней и эма­лями. Долгое время этот стиль считали готским, после исследований М. И. Ростовцева его приписали сармато-аланам, но в современной научной лите­ратуре принято считать, что полихромный стиль — сложное историко-художественное явление, в создании его участвовали различные культурные традиции и народы, но при активном участии сарматов и алан (51, с. 53; 52).

Таким образом, присутствие сармато-алан на Боспоре в I — IV вв. и воз­действие их вкусов и потребностей отразилось на формировании полихромного стиля, в эпоху гуннского нашествия распространившегося до Западной Европы.

Как видим, факты инфильтрации сармато-алан в восточную часть Крыма в первых четырех веках н. э. не вызывают сомнений; сармато-аланский облик культуры позднеантичного Боспора является общепризнанным (9, с. 418— 430, 480—481; 53, с. 6—7, 161, прим. 113). Эти выводы имеют сущест­венное значение для понимания роли алан в истории Таврики в последую­щую эпоху.

Обратимся к западной части Крыма. Судя по археологическим памят­никам, здесь основная сарматская миграционная волна захватила юго-за­падную часть полуострова. Несколько позднесарматских подбойных могиль­ников первых веков н. э. открыто и исследовано в Инкерманской долине близ Севастополя. Это могильники Инкерманский (III—IV вв.), у высоты «Сахарная головка» (IV—VII вв.), Чернореченский (II—IV вв.) (54, с. 219— 237; 55, с. 169—190; 56, с. 123) и др. Кроме подбоев, численно преобладаю­щих, во всех названных могильниках встречены и катакомбы, которые крым­ские археологи называют «земляными склепами». В обряде прослеживаются сарматские черты — такие, как угольная подстилка и мел в камерах, упо­требление погребальной кошмы и т. д., инвентарь по происхождению неодно­родный, отражающий разные культурные традиции. Следует подчеркнуть, что речь здесь идет именно о сарматской (точнее сармато-аланской) волне миграции в Юго-Западный Крым; его более раннее позднескифское население археологически заметно отличается от сарматского, что можно видеть на примере загороднего некрополя Херсонеса римского времени (57, с. 249— 263). В целом же, с учетом остатков скифского населения (в состав коего, по Ю. М. Десятчикову, могло входить и скифское племя сатархов, 58) мы, очевидно, можем говорить о постепенной аккумуляции древнеиранского населения в этой части Таврики.

1. Сидоний Гай Соллий Аполлинарий. Письма. В. В. Латышев. Известия древ­них писателей о Скифии и Кавказе. ВДИ, 1949, 4. 2. МарцеллинАммиан. История. В. В. Латышев. Известия..., ВДИ, 1949,3. 3. Птолемей Клавдий. Географическое руководство. В. В. Латышев. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе, т. 1, вып. 1, Спб., 1893. 4. Граков Б. Н. Скифы. Изд. МГУ, 1971. 5. Архив Маркса и Энгельса, т. IX, 1941. 6. Смирнов К. Ф. Сарматы и утверждение их политического господства в Скифии М «Наука», 1984. 7. Гоголь Н. В. Тарас Бульба. Соч., М., 1952. 8. Латышев В. В. ПОНТ1КА. Спб., 1909. 9. Гайдукевич В. Ф. Воспорское царство. М.—Л., 1949. 10. Страбон. География в 17 книгах. Перев. Г. А. Стратановского. М., «Наука», 1964. 11. Машкин Н. А. История древнего Рима. М., 1950. 12. Удальцов А. Д. Племена Европейской Сарматии II в. н.э. СЭ, 1946, 2. 13. Вязьмитина М. И. Золотобалковский могильник. Киев, 1972. 14. Жиров Е. В. Об искусственной деформации головы. КС ИИМК, вып. VIII, 1940, 15. Абрамова М. П. Сарматская культура II в. до н. э.— I в. н. э. СА, 1959, 1. 16. Смирнов К. Ф. О погребениях роксолан. ВДИ, 1948, 1. 17. Смирнов К. Ф. Сарматы Нижнего Поволжья и междуречья Дона и Волги в IV в до н э — II в. н.э. СА, 1974, 3. 18. Махно Е. В. Сарматский могильник у с. Усть-Каменка. КС ИА, вып. 2. Киев, 1953. 19. Скржинская М. В. Северное Причерноморье в описании Плиния Старшего Киев 1977. 20. Рикман Э.А. Поздние сарматы Днестровско-Дунайского междуречья. СЭ, 1966, 1. 2. Рикман Э. А. Этническая история населения Поднестровья и прилегающего Подунавья в первых веках нашей эры. М., 1975. 22. Мелюкова А. И. Сарматское погребение из кургана у с. Олонешты. СА, 1962,1. 23. Моринц Себастьян. Некоторые вопросы сарматского населения в Молдове и Мун-тении в связи с фокшанским погребением. Dakla, III, Bucurest, 1959. 24. Брун Ф. Догадки касательно участия русских в делах Болгарии в XIII и XIV столетиях. Черноморье, ч. II, Одесса, 1880. 25. Рикман Э.А. Селища первых веков нашей эры у сел. Загайканы и. Делакеу (Молда­вия). КС ИА, вып. 90, 1962. 26. Раевский Д. С. Скифы и сарматы в Неаполе. В кн.: Проблемы скифской археологии. М., 1971. 27. Высотская Т.Н. Поздние скифы в Юго-Западном Крыму. В кн.: Проблемы скифской археологии. М., 1971. 28. Арсеньева Т. М. Могильник у деревни Ново-Отрадное. В кн.: Поселения и могиль­ники Керченского полуострова начала н.э. МИА СССР № 155. М., 1П7П. 29. Десятников Ю. М. Сарматы на Таманском полуострове. СА, 197.: - 30. Миллер В.Ф. К иранскому элементу в припонтийскг.х греческих надписях. ИАК, вып. 47. Спб., 1913. 31. Корпус боспорских надписей. М.—Л., 1965. 32. Мацулевич Л.А. Кто был Каллисфен, названный в надписи, открытой в Керчи в 1894 г. СА, VIII, 1941. 33. Абае в В. И. Осетинский язык и фольклор, 1. М.—Л., 1949. 34. ВДИ, 1949,3. 35. Щеглов А. Н. Заметки по древней географии и топографии Сарматии и Тавриды. ВДИ, 1965,2. 36. Щеглов А. Н. Северо-Западный Крым в античную эпоху. Л., 1978. 37. Псевдо-Арриан. Объезд Эвксинского Понта. В. В. Латышев. Известия..., ВДИ, 1948,4. 38. Vasmer M. Die Jranier in Sudrussland. Leipzig, 1923. 39. Бартольд В. В. Арабские известия о русах. Соч., т. II, ч. 1. М., 1963. 40. Васильевский В. Г. Введение в житие св. Стефана Сурожского. Труды, т. III. Петро­град, 1915. 41. Бартольд В. В. История культурной жизни Туркестана. Соч., т. II, ч. 1. М., 1963. 42. Брун Ф. Материалы для истории Сугдеи. Черноморье, ч. II. Одесса, 1880. 43. Монгайт А. Л. Археология Западной Европы. Бронзовый и железный века. М., 1974. 44. Анфимов Н.В. Земляные склепы сарматского времени в грунтовых могильниках Прикубанья. КС ИИМК, вып. XVI, 1947. 45. Ростовцев М. И. Античная декоративная живопись на юге России. Спб., 1913. 46. Шелов Д. Б. Античный мир в Северном Причерноморье. М., 1956. 47. КулаковскийЮ. Керченская христианская катакомба 491 года. MAP № 6, Спб., 1891. 48. Кулаковский Ю. Две керченские катакомбы с фресками. MAP №19, Спб. 1896. 49. Кругликова И.Т. О местной керамике Пантикапея и ее значении для изучения со­става населения этого города. МИА СССР № 33, 1954. 50. Пятышева Н. В. Ювелирные изделия Херсонеса. М., 1956. 51. Засецкая И. П. Полихромные изделия гуннского времени из погребений Нижнего По­волжья. Археологический сборник Гос. Эрмитажа, вып. 10. Л., 1968. 52. Засецкая И.Н. Золотые украшения гуннской эпохи. Л., 1975. 53. Якобсон А. Л. Средневековый Крым. М.—Л., 1964. 54. Веймарн Е. В. Раскопки Инкерманского могильника в 1948 г. В кн.: История и архео­логия древнего Крыма. Киев, 1957. 55. Борисова В. В. Могильник у высоты «Сахарная. головка». Херсонесский сборник, вып. V. Симферополь, 1959. 56. Бабенчиков В. П. Чернореченский могильник. Археолопчн1 пам'ятки УРСР, т. XIII, Кшв, 1963. 57. Пятышева Н. В. Скифы и Херсонес. В кн.: История и археология древнего Крыма, Киев, 1957. 58. Десятчиков Ю. М. Сатархи. ВДИ, 1973, 1. 59. Белов Г. Д. Западная оборонительная стена и некрополь возле нее. МИА СССР № 34, 1953. 60. Зиневич Г. П. Антропологические материалы средневековых могильников Юго-Запад­ного Крыма. Киев, 1973. 61. Кадеев В. И. Очерки истории экономики Херсонеса в I—IV вв. н.э. Харьков, 1970. 62. Кузнецов В. А. Раскопки Змейского поселения VIII—X веков. МАДИСО, т. II Орджо­никидзе. 1969. 63. Врун Ф. Черноморские готы и следы их долгого пребывания в Южной России. Черно­морье, ч.Н, Одесса, 1880. 64. Васильев А. А. Готы в Крыму. ИРАИМК, т. 1. Л., 1921. 65. Высотская Т. Н. Поздние скифы в Юго-Западном Крыму. Киев, 1972. 66. Амброз А. К. Дунайские элементы в раннесредневековой культуре Крыма (VI—VII. вв.). КСИА, вып. 113, 1968. 67. Алексеева Т. И. Славяне и германцы в свете антропологических данных. ВИ, 1974,3. 68. Врун Ф. Судьбы местности, занимаемой Одессою. Черноморье, ч. 1. Одесса, 1879. 69. Высотская Т.Н., Черепанова Е. Н. Находки из погребений IV—V вв. в Крыму. СА, 1966,3. 70. Баранов И. А. Погребение V в. н.э. в Северо-Восточном Крыму. СА, 1973,3. 71. Кругликова И. Т. Погребение IV—V вв. н.э. в дер. Айвазовское. СА, 1957,2. 72. Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962. 73. Якобсон А. Л.'Раннесредневековые сельские поселения Юго-Западной Таврики. МИА СССР № 168, 1970. 74. Гадло А. В. Рец. на книгу А. Л. Якобсона «Раннесредневековые сельские поселения Юго-Западной Таврики». ВВ, 34, 1973. 75. Прокопий. О постройках. Перев. СП. Кондратьева. ВДИ, 1939,4. 76. Тиханова М. А. Дорос-Феодоро в истории средневекового Крыма. МИА СССР № 34, 1953. 77. Якобсон А. Л. О раннесредневековых крепостных стенах Чуфут-Кале. КС ИА, вып. 140, 1974. 78. Кропоткин В. В. Из истории средневекового Крыма. СА, XXVIII, 1958. 79. Кропоткин В. В. Могильник Чуфут-Кале в Крыму. КС ИА, вып. 100, 1965. 80. Кропоткин В. В. Могильник Суук-Су и его историко-археологическое значение. СА, 1959,1. 81. Соколова К. Ф. Антропологические материалы из раннесредневековых могильников Крыма. В кн.: История и археология средневекового Крыма. М., 1958. 82. Багрянородный Константин. Об управлении империей. Под ред. Г. Г. Литаври-на и А. П. Новосельцева, М., «Наука», 1989. 83. Кузнецов В. А. Алания в X—XIII вв. Орджоникидзе, 1971. 84. Бурачков П. О записке готского топарха. ЖМНП, ч. СХСН, август 1877. 85. Епископа Феодора «Аланское послание». Перев. Ю. Кулаковского. ЗООИД, т. XXI. Одесса, 1898. 86. Смирнов В. Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты до начала XVIII века. Спб., 1887. 87. Гаркави А. По вопросу о иудейских древностях, найденных Фирковичем в Крыму. ЖМНП, ч. СХСП, июль 1877. 88. Xвольсон Д. А. Восемнадцать еврейских надгробных надписей из Крыма. Спб, 1866. 89. Хвольсон Д. А. Сборник еврейских надгробных надписей из Крыма от IX—XV сто­летий. Спб., 1884. 90. Кулаковский Ю. Прошлое Тавриды. Киев, 1906. 91. Репников Н.И. Раскопки Эски-Керменского могильника в 1928 и 1929 гг. ИГА ИМ К, т. XII, вып. 1—8, 1930. 92. Лобода И. И., Чореф М.Я. Вновь открытый в Бельбекской долине раннесредневековый могильник. КС ИА, вып. 140, 1974. 93. Лобода И. И. Новые раннесредневековые могильники в юго-западном Крыму. СА, 1976, 2. 94. Барбаро и Контарини о России. К истории итало-русских связей в XV в. Перев. и коммен­тарий Е. Ч. Скржинской. Л, 1971. 95. Кеппен II. О древностях южного берега Крыма и гор Таврических. В кн.: Крымский сборник. Спб., 1837. 96. Schutz E. The Tat People in the Crimea. Acta Orientalia, t. XXXI, fasc. 1, Budapest, 1977. 97. Гайдукевич В.Ф. Боспорские города в свете археологических исследований по­следних двух десятилетий. В кн.: Археология и история Боспора. Симферополь, 1952. 98. Баранов И. А. Ранние болгары в Крыму (локальный вариант салтово-маяцкой куль­туры). Автореф. канд. дисс. Киев, 1977. 99. Тизенгаузен В. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды, т. 1. Спб., 1884. 100. Якубовский А. Рассказ Ибн-ал-Биби о походе малоазийских турок на Судак, половцев и русских в начале XIII в. ВВ, т. XXV, 1928. 101. Древние акты Константинопольского патриархата, относящиеся к Новороссийскому краю. ЗООИД, т. VI. Одесса, 1867. 102. Бертье-Д елагард А.Л. Исследование некоторых недоуменных вопросов средне­вековья в Тавриде. ИТУАК, № 57. Симферополь, 1920. 103. Миллер В.Ф. Археологические разведки в Алуште и ее окрестностях в 1886 году. «Древности», т. XII. М., 1888. 104. Лашков Ф. Ф. Исторический очерк крымско-татарского землевладения. ИТУАК, № 23. Симферополь, 1895. 105. Маркевич А. И. Географическая номенклатура Крыма как исторический материал. ИТОИАЭ, т. II (59). Симферополь, 1928. 106. Минаева Т. М. Керамика балки Канцирка в свiтi археолопчных дослиджень на швшчному Кавказе «Археология», т. XIII. Киев, 1962. 107. Смиленко А. Т. Раскопки на балке Канцерке. В кн.: Археологические исследования на Украине в 1965—1966 гг. Киев, 1967.  В.А. Кузнецов "Очерки истории алан". Владикавказ "ИР" 1992 год.