Скифы | Фандаг | Сарматы | Аланы | Осетины | Осетия

В этой связи Ф. Бози отмечал в отношении Восточного Кавказа: «Многочисленные археологические свидетельства в этом регионе помогают нам понять, что проблема взаимодействия сарматов с местным населением — одна из наиболее важных». В могильнике Тарки «вместе с элементами, имевшими отношение к местным культурам, можно увидеть распространение сарматских традиций в керамике, вооружении, похоронных обрядах; здесь же много импортных вещей: кораллов, стеклянных бус египетского производства, раковин из Индии и т.д.» (Bosi 1994, р. 118-119).

В некоторых регионах Северного Кавказа взаимоотношения сарматов и местного населения приобрели особую остроту. В частности, на территории Ставрополья сираки уничтожили ранее процветавшие поселения типа Грушевского. О богатстве самих сарматов можно судить по знаменитому Казинскому золотому кладу: в 1910 г. в одноименном селе Александровского уезда обнаружен горшок с 19 предметами, включая 9 массивных гривен и 5 браслетов. Общий вес предметов клада — около 16 кг. В самих сарматских материалах эти драгоценности можно сравнить с «царскими» наборами из кургана Хохлач близ Новочеркасска. «Это золотая диадема царицы с припаянными по верху фигурками оленей, козлов, деревьев, впаянной в центре женской головкой из халцедона, золотая гривна и золотая кружка» (Очерки... 1986, с.63).

Наиболее значительным памятником пребывания сарматов на берегах Терека в границах Северной Осетии является курганный могильник у хутора Комарово Моздокского района. Среди 24 типично кочевнических погребений III в. до н.э. — середины I в. н.э. наиболее значительным оказалось центральное захоронение в кургане 15-метровой высоты. В подземной камере-катакомбе была захоронена рослая пожилая сарматка. Она покоилась в деревянном гробу, в несколько слоев обернутом золотой парчой, на которой крепилось множество бляшек с мужскими и женскими личинами. Поражает великое множество сопровождающего инвентаря — одних только золотых предметов — около тысячи; весьма интересны крупное бронзовое зеркало, золотая гривна, массивные золотые браслеты, украшенные баранами — символом Фарна, составной кулон в виде кабана — одного из воплощений Митры Веретрагны. Археологи обратили внимание на расшитую золотыми нитями ткань8. Погребение (I в. до н.э. по определению руководителей раскопок) принадлежало представительнице сарматской знати. Вокруг основного кургана — несколько других богатых захоронений. Как полагают археологи, в данном могильнике прослеживается смешение предкавказских (сиракских) и североприкаспийских (аорских) черт сарматского погребального обряда. Есть следы и субстратного кавказского влияния (Абрамова 1982, с.49-51; Гиджрати, Наглер 1985, с. 131-132; История Северо-Осетинской АССР 1987, с.48-50). Хотя, на наш взгляд, возможна иная этносоциальная интерпретация комаровского комплекса.

Довольно большой сарматский подкурганный могильник совсем недавно обнаружен на среднем течении Терека в Северной Осетии. Курганы расположены у сел. Заманкул примерно в 30 км на северо-запад от входа в Дарьяльское ущелье и в 15 км на восток от Эльхотовских ворот — важного стратегического прохода через Терский хребет. Предварительная датировка кладбища — III в. до н.э. — вторая половина I в. н.э. Хотя, по данным Я.Б.Березина и В.Л.Росту нова, подкурганные катакомбы сооружались здесь и позже, в IV-V вв. Археологи предполагают их связь с расположенным поблизости Брутским городищем первой половины I тысячелетия.

В инвентаре исследованных захоронений обращает на себя внимание большое количество импорта. Интересен бронзовый этрусско-италийский шлем типа «Манхейм» (I в. до н.э.) — первая находка такого рода в юго-восточной Европе. К III в. до н.э. относятся чернолаковый канфар, ножка фасосской амфоры и др. Керамический комплекс могильника имеет ярко выраженный кавказский облик; много культовых предметов: курильниц, двуручных сосудов с гальками внутри. Из предметов вооружения чаще всего встречаются железные наконечники стрел; они обнаружены в большинстве захоронений, а вот мечей всего два (да один кинжал). Вместе с тем встречен не известный сарматам тип оружия — булава, более характерная для кобанцев вплоть до конца скифской эпохи. В целом, участники раскопок считают, что заманкульский могильник оставлен «группой сармат, уже в III в. до н.э. переваливших Терский хребет и обосновавшихся на Владикавказской равнине у входа в Дарьяльское ущелье. Длительное и близкое общение с местными горцами» сказалось на «кавказоидности» значительной части погребального инвентаря. По мнению археологов, «заманчиво было бы связать прекращение функционирования» могильника с аланскими походами I в. в Закавказье. Аланы проходили через Дарьял и «должны были оттеснить или уничтожить тех, кто контролировал дорогу в Закавказье раньше» (Березин, Ростунов 1994, с. 4 7-50).

В сарматское время через Дарьяльский проход 9 осуществлялись наиболее активные военные действия и походы. Об этом свидетельствуют как письменные источники, так и археологические материалы. Переселяясь в Предкавказье, кочевые сарматские племена вступали в тесные контакты с оседлыми земледельческими племенами, что сказывалось на характере культуры и этническом составе автохтонного населения (Абрамова 1992, с.20-22, 26-27).

В последние годы на севере Ставрополья открыта группа сарматских погребений II в. до н.э.-I в.н.э. В большинстве своем они представлены впускными грунтовыми ямами и «языковидными» катакомбами с западной ориентировкой погребенных. Особо выделяется погребение 14 «Большого» Ипатовского кургана. На фоне скромных одновременных захоронений оно резко выделяется своим богатством (Белинский, Березин, Калмыков 2000, с. 17).

Ряд сарматских курганов II-I вв. до н.э. раскопан у с. Коби Шелковского района Чеченской республики. Погребения впускные в курганы более раннего времени. В четырех случаях это ямы, в двух — катакомбы I и II типов по К.Ф.Смирнову. Костяки ориентированы головой на запад. В сопровождающем инвентаре преобладали украшения, бронзовые зеркала, (Березин, Ростунов 2000, с. 19).

На основе синтеза в равнинной и предгорной контактных зонах складывались принципиально новые этнообразования. Особую роль в этом процессе играл переход части сарматов к оседлости (Чеченов 1986, с.8). Сарматы Предкавказья, переходя к стабильному кочеванию на землях, находившихся в сфере влияния оседлых племен, успешно осваивали отдельные элементы их культуры, утрачивая некоторые свои. Так, например, северокавказские сарматы, по данным М.П.Абрамовой, использовали местные типы стрел, что, очевидно, свидетельствует об их достаточной изолированности от остального сарматского мира. Влияние местных традиций прослеживается в материальной культуре сарматов Предкавказья и по другим категориям инвентаря: предметам конского убора, орудий труда, некоторых видов украшений. Интересно, что немногочисленные богатые подкурганные погребения содержали золотые гривны, серьги, браслеты, соотносимые со скифским, а не сарматским искусством. Учитывая факт длительного пребывания скифов на Центральном Кавказе и вероятность оседания здесь определенной их части и после ухода основной массы, следует согласиться с М.П.Абрамовой в том, что среди расселившихся здесь сарматов традиции скифского искусства оставались в силе. «В целом, археологические материалы показывают, что в материальной культуре сарматов Центрального Предкавказья III-I вв. до н.э. прослеживается сочетание как сарматских, так и местных северокавказских (или скифских) традиций» {Абрамова 1994, с. 12).

А.С. Скрипкин предположил не только хронологическое (IV-III и II-I вв. до н.э.), но и культурное разграничение двух групп памятников раннесарматской культуры; по его мнению, сарматы Северного Кавказа составляли особый мир и должны рассматриваться отдельно от основного массива сарматских племен (Статистическая...1997, с.186). «Абсолютно разделяя» эту точку зрения, М.П.Абрамова вместе с тем подчеркивает, что «именно в культуре сарматов Северного Кавказа получили широкое распространение основные элементы раннесарматской культуры — зеркала с валиком по краю, мечи с серповидным навершием и др.» Мечи с прямым перекрестием и серповидным навершием на северо-западном Кавказе появляются по крайней мере со второй половины III в. до н.э. Примерно с этого же времени распространяются зеркала с валиком по краю и (во многих случаях) с ручкой-штырем. Эти же предметы обнаружены в комплексах Центрального Предкавказья — на Ставрополье, в степной зоне Северной Осетии и Чечни. Новые находки позволяют «говорить о значительной сарматизации оставившего их населения, и, скорее всего, об оседании здесь некоторых группировок кочевых племен». Археологические материалы Ставрополья свидетельствуют о гибели ряда поселений в III в. до н.э., что, несомненно, связано с вторжением и расселением сарматов. Вместе с тем, «здесь и в более южных районах были живы некоторые традиции культуры скифов...» (Абрамова 1999а, с. 101-106).

Сарматское влияние на рубеже двух эр было достаточно мощным не только на севере, но и на юге Кавказа. Особенно большую роль во внутриполитической жизни Картли «овсы» сыграли в период образования восточногрузинского «царства» Фарнавазидов на рубеже IV-III вв. до н.э. Скрываясь от убийц отца, Фарнаваз, будущий основатель династии, с трехлетнего возраста воспитывался на Северном Кавказе. Л.Мровели конкретно не указывает, у кого укрывался Фарнаваз. Но, учитывая его прочные связи с сарматами /он «выдал одну сестру за царя овсов» (Мровели 1979, с.30)/, помощь овсов Фарнавазу в борьбе за престол, его ираноязычное имя, как и имена других представителей его рода, можно без особой натяжки полагать, что Фарнаваз воспитывался среди овсов (Алано-Георгика 1992). И не случайно, видимо, сын его также носил овское имя — Саурмаг «Чернорукий» (Цулая 1984, с. 189, 202 примеч. 12).

Влияние ираноязычных племен на Центральном Кавказе было настолько заметным, что на это обратили внимание античные авторы. Здесь вновь уместно вспомнить слова Страбона о том, что горы Кавказа населяли «простолюдины и воины, живущие по обычаям скифов и сарматов, соседями и родственниками которых они являются» (Страбон 1991 с. 185).

Н.А.Бердзенишвили указанное известие Страбона понимал как указание на родство горцев с сарматами. Для Г.А.Меликишвили симптоматичным представлялось то обстоятельство, что «не только Страбон и другие иноземные источники находят население горной Иберии сильно отличным от жителей низменности (первые по Страбону даже находятся в родстве с сарматами), но и грузинские источники рисуют аналогичную картину... Многочисленные сообщения той же грузинской традиции в связи с утверждением христианства в Грузии также подразумевают наличие в горных районах Грузии населения, в этнокультурном отношении обособленно стоявшего от населения равнины» (Меликишвили 1959, с.294, 295).

Сноски:
8 Аналогии этому шитью дает материал раскопок В.И.Сарианиди храма и некрополя Тилля-тепе. Как мужские, так и женские погребальные одеяния некрополя сохранили остатки золотошвейного шитья — своего рода парадное одеяние. Впервые золотое шитье распространилось, по мнению археологов, среди сарматов (Сарианиди 1989, с.88-89). Богатое погребение сарматки из кургана Комарово в Северной Осетии сопоставимо с богатыми женскими захоронениями в Тилля-тепе. Одна из могил находилась на самом гребне холма Тилля-тепе и, судя по сопровождающему инвентарю, «усопшая при жизни занимала одну из самых высоких ступеней иерархической лестницы». Сохранились части золотой короны, золотая гривна весом более 800 г, массивные золотые браслеты; особый интерес вызвали одежные застежки, «отлитые в виде воинов в полном греко-римском боевом облачении с копьем в одной и шитом в другой руке». Застежки не привозные, а местного производства, о чем свидетельствуют изображения фантастических крылатых животных, чуждых античному искусству, но хорошо представленных в погребальных изделиях кочевых курганов. Наличие в изголовье погребального сосуда для вина и кубка для питья вроде бы подтверждает правоту древних авторов, отмечавших, что у кочевников женщины в обычаях «сходствуют» с мужчинами (Сарианиди 1984, с. 147-148).

9 По мнению Д.Браунда, Дарьяльский проход для той эпохи можно называть «Сарматскими воротами» (Браунд 1994, с. 171).

Источник: Гутнов Ф.Х. Ранние аланы. Проблемы этносоциальной истории - Владикавказ: Ир, 2001.