Сармато-аланские (раннеаланские) могильники продолжают существовать и в I в. н. э., но начинают исчезать впускные курганные могилы в центральных районах Предкавказья, сохраняясь лишь в Прикубанье и Чечено-Ингушетии, что М. П. Абрамова объясняет активизацией алан и изменением исторической ситуации. Во II в, они исчезают полностью, тогда псе прекращается Чегемский могильник. Оседлое население сокращается. И первой половине III в. прекращают функционировать все известные в настоящее время грунтовые могильники предгорно-равнинной зоны (6, с. 49). Можно полагать, что во II в. — первой половине III в. на северокавказских равнинах происходят какие-то не совсем ясные для нас события, имеющие отношение к новым массовым движениям и миграциям. Весьма характерно, что именно в это время — в течение II — первой половины III. в.— в некрополе Танаиса и других нижнедонских поселений появляются погребения с искус­ственной деформацией черепов, а филологический анализ имен танаисских надгробий показывает, что число греческих имен уменьшается, число иран­ских имен увеличивается. Основной исследователь этих памятников Д. Б. Шелов полагает, что во второй половине II в. в население Танаиса влилась новая этническая группа алан, судя по надписям на надгробиях, говорив­ших на языке, близком к дигорскому диалекту осетинского языка (22, с. 52; 23, с. 249).

Синхронность исторических процессов на Нижнем Дону и Северном Кавказе мы вновь видим в III в.: около середины III в. в ходе нашествия готов погибают нижнедонские поселения во главе с Танаисом (22, с. 53), почти тогда же заглохли раннеаланские могильники Предкавказья. Прекра­щение последних, разумеется, не связано с вторжением готов, которые на Центральном Кавказе не были. Вероятнее всего думать, что эти события и потрясения были обусловлены передвижением новой мощной группы сар-мато-алан с севера, что и привело к вооруженной борьбе и победе пришель­цев над более ранним сарматским населением, а затем их слиянию. В резуль­тате в III—IV вв. происходит новый значительный приток сармато-аланского этноса, археологически представленного обширными курганными могильни­ками с катакомбным обрядом погребения (6, с. 49).

Примечательным археологическим памятником этого периода является обширное Зилгинское городище у с. Зилги Северо-Осетинской ССР, от­крытое и впервые обследованное автором этих строк (24, с. 72—104), затем стационарно раскапываемое экспедицией под руководством И. А. Аржанцевой. Первые итоги этих исследований заставляют пересмотреть устоявшиеся взгляды на время возникновения однотипных «земляных» аланских городищ Центрального Кавказа: если раньше мы считали, что система аланских городищ здесь формируется после гуннского нашествия в VI—VII вв., то теперь эту дату приходится отодвинуть в I —II вв. (25, с. 93), связывая появление Зилгинского городища с теми массовыми передвиже­ниями сарматских племен, о которых говорилось выше и которые происходи­ли почти постоянно. Судя по некоторым отрывочным фактам, примерно в то же время — первые века н. э.— начинают формироваться огромное Брутское городище и городище на южной окраине г. Владикавказа (26, с. 65—66). Сейчас трудно сказать что-либо более определенное о происходящих в пред­горьях процессах, кроме того, что появление ряда крупных и длительно развивавшихся городищ с мощными рвами может хронологически связы­ваться с новой аланской миграционной волной.

Раскопки И. А, Аржанцевой свидетельствуют, что в культуре Зилгин­ского городища присутствуют как местные черты, так и среднеазиатские элементы (в строительстве, керамике и т. д., 25, с. 83, 91, 93). В частности кувшины с двумя ручками на корпусе (25, рис. 7) встречены только в Цен­тральном Предкавказье и в низовьях Сырдарьи в Средней Азии (25, с. 83). Не исключено, что тем самым археологически подтверждается изложенная в главе II версия об активном участии массагетских групп в формировании аланской культуры первых веков н. э.

Аланские городища Притеречья первых веков н. э. (догуннского перио­да) сопровождаются упоминавшимися курганными и бескурганными катакомбными могильниками. Такой могильник есть у Зилгинского городища, у Брутского (27, с. 227—232), близ Киевского и Октябрьского городищ Моздокского района СО ССР (27, с. 213—226), Ногай-мирза юрт (Брат­ское, 28, с. 179 сл.) и Алхан-кала (29, с. 72—74) в ЧИ АССР у Аргуданского городища в КБ АССР (30, с. 118, рис. 1) и т. д. Подкурганные и бес­курганные катакомбы сосуществуют и территориально, и хронологически, и это говорит об их принадлежности к одному этносу.

Новые археологические исследования показывают, что с середины III в. начинается массовое распространение катакомбных могил в степном Подонье, напрямую связанном с северокавказской равниной. В Подонье катакомбы III—IV вв. известны и на левом, и на правом берегу Дона, но район наибольшей концентрации катакомб середины III—IV вв. приходится на междуречье Дона и Сала, бассейны Сала и Маныча. Исследователи дон­ских катакомбных могильников подчеркивают, что с середины III в. происхо­дит культурная переориентация кочевников с Танаиса на Центральное Пред­кавказье: с середины III в. «центральнокавказская керамика безраздельно господствует в донских степях» (31, с. 181). Промежуточным этапом между катакомбами Центрального Предкавказья и степного Подонья являются катакомбные могильники Ставрополья (32, с. 77—80).

Одновременно катакомбные могильники появляются в районе Кавказ­ских Минеральных Вод: на р. Юце близ Пятигорска (33, с. 266—270), у станции Подкумок (20), в Буденновской слободе Кисловодска (33, с. 16), в г. Железноводске (34, с. 218—222) и на Клин-Яре. Если все они бес­курганные, то у аула Терезе, в 17 км западнее Кисловодска, известны катаком­бы подкурганные, имеющие конструктивные аналогии в подкурганных ката­комбах «Золотого кладбища» II—III вв. на Кубани (34, с. 72—99). Разу­меется, конструктивная разница между подкурганными и бескурганными, катакомбными погребениями не имеет отношения к этническим различиям: и те, и другие (как и подбойные захоронения) принадлежали древним иран­цам — сарматам, подкурганные катакомбы скорее всего указывают на высокое социальное положение погребенных (35, с. 49). Различные же формальные вариации в устройстве катакомб, ориентировке погребенных, других локальных деталях погребального обряда отражают внутреннее мно­гообразие и дисперсность кочевой сарматской (аланской) среды этого вре­мени, когда основные археологические константы аланской культуры еще не выработались. Неустойчивость и значительная вариабельность осложнялись уже отмечавшимися выше включениями позднескифских и среднеазиат­ских (36, с. 15) этнических элементов.