Скифы | Фандаг | Сарматы | Аланы | Осетины | Осетия

Тревожно было в Южной Осетии. Неспокойно жилось и в Северной Осетии. В Южной Осетии, кроме правительственных органов, успешно действовал Совет «Адамон ныхас», объединивший вокруг себя наиболее здоровые силы. Главные задачи, обсуждавшиеся в Республике Южная Осетия, были связаны с сохранением мира, с решением экономических и социальных проблем, все более осложнявшихся из-за ухудшения обстановки. «Но первейшей задачей» югоосетинские власти все еще считали «восстановление традиционной дружбы между народами, населяющими» Южную Осетию. Однако более реально ситуацию расценивал Осетинский молодежный союз «Ир», обратившийся к народным депутатам от Юго-Осетинской АО. «Союз» был недоволен пассивностью депутатов, недостаточно отстаивавших интересы Южной Осетии, оказавшейся в экономической и политической блокаде. «Мы рассчитывали на то, что вы с трибуны съезда народных депутатов СССР и на заседаниях Сессии Верховного Совета СССР дадите политическую оценку происходящему в Южной Осетии и поставите перед Верховным Советом СССР и вторым съездом народных депутатов СССР вопрос о пресечении противозаконной деятельности грузинских экстремистов», -заявлял Осетинский молодежный союз «Ир» и требовал от депутатов сложения полномочий, поскольку они не справились с депутатской деятельностью.

С середины декабря 1989 года Южная Осетия фактически была блокирована вооруженными отрядами неформальных организаций Грузинской республики. Уже тогда стали поступать в больницы Цхинвала первые раненые - в основном из мирных жителей. В связи с событиями в Юго-Осетинской АО в обращении писателей Северной Осетии, адресованном «писателям Советского Союза, ко всем творческим работникам» страны, отмечалось, что в Южной Осетии «льется кровь, что в Северную Осетию ежедневно прибывают беженцы». Напоминалось и другое - «грузинские неформалы, так страстно осуждавшие ввод войск в Тбилиси в апреле 1989 года, - теперь сами вторглись в Цхинвал многочисленным отрядом вооруженных националистов». В Северной Осетии конкретную организационную работу по оказанию помощи Южной Осетии проводило общественное движение «Адамон цадис», состоявшее главным образом из патриотически настроенной интеллигенции. Члены «Адамон цадис» проводили во Владикавказе митинги в поддержку Южной Осетии, собирали средства в помощь жителям области, оказавшимся в экономической блокаде. Члены «Адамон цадис» ходили по домам грузин, живших во Владикавказе, и вели разъяснительную работу, направленную на то, чтобы приостановить наметившуюся среди грузинского населения тенденцию к переселению в Грузию. Они также держали в поле своего внимания грузинскую школу во Владикавказе, оберегая ее от возможных провокаций.
На начальном этапе грузинского вооруженного нападения официальные власти Северной и Южной Осетии прилагали немало усилий, направленных на установление мира и согласия в грузино-осетинских отношениях. Вместе с тем замечалась у партийных и советских органов власти неспособность понять внутреннюю природу грузинской осетинофобии, а отсюда проистекало их неумение прогнозировать развитие событий в Южной Осетии, из-за чего проявлялась политическая наивность и совершались ошибки, с нею связанные. Что касается грузинских властей, заинтересованных в наращивании конфликта в Южной Осетии, то они формально отстранились от националистических партий и движений, прикрывались пацифистскими заявлениями, при этом реальных шагов для предотвращения войны с Южной Осетией не предпринимали. В этом отношении образцом служило обращение первого секретаря ЦККП Грузии Г. Гумбаридзе к грузинскому народу, в котором он заявлял: «На съезде народных депутатов СССР Грузия одержала принципиальную победу. Возродился, возвысился дух Грузии, грузин...»

Было ясно, что «возвышением духа грузин» вдохновлялись те, кто блокировал Южную Осетию и периодически подвергал ее обстрелу из различных видов оружия. Чтобы обострить ситуацию, Г. Гумбаридзе не забыл упомянуть и о другом - накануне, в ночь с 3 на 4 января, в селе Приси Цхинвальского района произошел трагический случай, - при неизвестных обстоятельствах был смертельно ранен в грузинской семье Никоришвили девятимесячный младенец. Было возбуждено уголовное дело, но, не дожидаясь результатов расследования, органы печати ЦК КП Грузии - газеты «Комунис-ти» и «Заря Востока» объявили несчастного младенца жертвой «распоясавшихся осетинских экстремистов». В тот же день, когда так спешно несчастный случай приписали осетинской стороне, Г. Гумбаридзе в своем обращении к грузинскому народу подчеркивал, что «тому, кто вольно или невольно поднял руку на грудного ребенка, довел до отчаяния родителей», «не будет никакой пощады». Цель такого заявления была ясной. Каждый здравомыслящий человек понимал, что установить, кто конкретно во время стрельбы попал в ребенка, невозможно, но на фоне этого случая можно было обострить ситуацию, и Г. Гумбаридзе это ловко делал, несмотря на то, что ему было известно: отец ребенка был грузин, а мать - осетинка, и предполагать умышленное убийство с одной или с другой стороны не было ни малейших оснований. В этом, собственно, состояла суть заявления прокурора Юго-Осетинской области А. Кочиева, отметившего: «Совершенно не допускаю мысль о том, чтобы кто-либо умышленно поднял руку на жизнь младенца, какими бы сложными ни были отношения между двумя дружественными народами - осетинами и грузинами». Различие в заявлениях грузинского политического лидера и осетинского прокурора по одному и тому же несчастному случаю предельно ясно свидетельствовало о том, насколько разными были устремления сторон: Г. Гумбаридзе как бы незаметно подбрасывал сухих дров в пожар войны, а осетинский прокурор, продолжая верить в дружбу, пытался погасить огонь. Но более полно своим внутренним содержанием политическая ситуация стала проясняться весной 1990 года.
На это время выпала новая волна обострения грузино-осетинских отношений. Поводом для нагнетания обстановки послужило поминовение жертв 9 апреля 1989 года, - в этот день советские войска в городе Тбилиси подавили народное движение. Событиям, состоявшимся годом раньше, грузинская печать уделяла особое внимание. Они рассматривались в контексте двух политических событий: а) выход Грузии из состава СССР, б) ликвидация Юго-Осетинской автономии и заселение этой автономии грузинским населением. Поскольку в Южной Осетии видели новую угрозу разрастания и углубления конфликта, то, желая разрядить обстановку, в некоторых коллективах, в том числе в Педагогическом институте Юго-Осетии объявили этот день нерабочим, были вывешены траурные флаги, в городе Цхинвале в церкви св. Марии, куда пришли местные жители, в частности представители осетин­ской интеллигенции, состоялась панихида в память о жертвах. На страницах местных газет были выражены соболезнования, -словом, осетинское население искренне разделяло скорбь грузинского народа. Но у новой грузинской идеологии, как и у политических процессов в Грузии, была своя собственная динамика, мало считавшаяся с нормами цивилизованной нравственности. Именно в эти траурные дни, когда, казалось, грузинский народ занят поминовением, в газете «Собчато Осети» было опубликовано «Обращение грузинской общественности города Цхинвали к Верховному Совету Грузии и Национальному форуму Грузии» с требованием о ликвидации Юго-Осетинской автономии. Здесь же на митинге, состоявшемся в грузинской школе №1, грузинские ораторы ультимативно требовали от осетин поддержки Грузии в ее стремлении выйти из состава СССР. Было очевидно, что грузинское население, с которым у южных осетин ранее не отмечалось поводов для противостояния, было руководимо из Тбилиси. Ясным становилось и то, что в самом ближайшем будущем последуют серьезные политические перемены. Никто не сомневался, что кампания, разыгрывавшая память о жертвах 9 апреля 1989 года, это «поминовение» по поводу ухода в прошлое «Грузинской ССР», становившейся перевернутой страницей в истории грузинского народа.

"Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений" М.М. Блиев. 2006г.