Приветствую Вас Гость!

Понедельник, 25.11.2024, 17:07
Главная | Регистрация | Вход | RSS

Главная » 2023 » Ноябрь » 9 » ПРАЗДНИЧНЫЙ МИР ОСЕТИН.ГЛАВА II. КАЛЕНДАРЬ (ЧАСТЬ 3.)

---

ПРАЗДНИЧНЫЙ МИР ОСЕТИН.ГЛАВА II. КАЛЕНДАРЬ (ЧАСТЬ 3.)	19:02
2.Весенний цикл Весенний цикл народного календаря открывался началом полевых работ. Согласно древним воззрениям, успех всякого предприятия зависит от хорошего начала. Поэтому начало сельскохозяйственных работ, а именно: вспашка и посев полей — всегда сопровождается у земледельцев торжественным празднеством. Таким праздником у осетин был Хоры бон/Хумидайæн. Как правило, это был вторник второй недели поста. Подготовка к этому празднику первой борозды осуществлялась заранее, как раз в предшествующие дни Тутыртæ, Хоры бон отмечался в зависимости от размеров поселения или общиной (хъæуы куывд) или по-квартально (сыхы куывд). Выборный устроитель праздника обеспечивал лишь выпивку, исключительно пиво (бæгæны) и брагу (бырæгъ/уæрæс), которые символизировали хлебные продукты, своего рода «жидкий хлеб», а также солод (зад), обладающий свойством быстро прорастать и тем самым являющийся знаком благополучия нового урожая. Застолье носило откровенно аграрный характер и было устроено преимущественно постными блюдами народной кулинарии. С. Кучеревский в сведениях о равнинных осетинах относящихся к 40 гг. XIX века писал: «Здесь маринованные бадрижаны, петрушка и лобио; икра севрюжья, балык лососий, вкусные пирожки, весь стол окаймлен рядом продолговатых пышек так, что все яства на столе обнесены как бы забором» (10, I, с. 80). Замечу, что даже в 20-х годах очевидцы продолжали подчеркивать постный характер застолья: пироги с солодом (лакъами), картофельное пюре (картофджын) со съедобными дикорастущими травами (хъолоджын, цæхæраджын), с сушеным сыром (хус чъиритæ), рыба (кæф) и полное отсутствие мяса (13, 1988, № 1, с. 117). Несколько иную картину рисуют сведения информаторов, собранные в 80-е годы среди тех же осетин-куртатинцев. На этот праздник устраивалось кровавое жертвоприношение. Часть забитого к праздничному столу барана: шашлык из трех правых ребер (фæрскъ физонæг) и три обрядовых пирога с сыром (чъири) передаются во время застолья устроителю праздника в будущем году. Следовательно, произошла переоценка обрядового комплекса и постный характер застолья был модернизирован. Что касается других существенных структурообразующих элементов праздника как обливание брагой и первая обрядовая запашка, то они сохранились в условиях развитой агрокультуры и коллективных форм хозяйствования практически без изменений. Разве что вместо браги, технология изготовления которой практически вытеснена из современной жизни, используют жидкое тесто «бламыхъ». Вот как описывал данный праздник Б.Т. Гатиев. «Обыкновенно жители аула собираются по одному или более человек из семейства в саклю, где вечно пребывает Хъæуы зæд, принося с собой разные яства и напитки. Когда все усядутся в известном порядке, один из стариков берет правой рукой треугольный чурек (æртæдзыхон/сæфсæг — В. У.), а левой — чашку браги бурого цвета и торжественно возглашает известное славословие Богу, а потом начинает молитву к Уацилле: «Уацилла, сегодня день твой и мы усердно молим тебя — помоги нам, сделай так, чтобы житницы наши были набиты пшеницею, просом и овсом до верха с остатками. Какой урожай был на Курпе, когда Уацилла посеял на этой ниве левой рукой, а Мария, идя во след его, держала для него корзину с семенами, такой подай Боже и нам в настоящее лето!». Затем обращаясь к присутствующим он трижды восклицает: «Вы чего просите?». «Хлеба, хлеба, хлеба!» — отвечают слушатели. «Да насытит вас Уацилла!». Наконец, вручив треугольный чурек одному из юношей, который на этот случай надевает на себя шубу наизнанку, старик обливает голову его брагой, которая стекая заливает ему рот, уши, ноздри и течет по шубе и при этом восклицает: «Как изобильно льется эта брага, так да уродился хлеб наш!» — «Оммен» — отвечают все. Глотая брагу, юноша в свою очередь кричит: «Да возрастит Уацилла хлеба наши так, чтобы мы, дети наши и правнуки были богаты и сыты». Затем обед кончается и все весело возвращаются по домам своим в полной уверенности, что Уацилла непременно даст урожай. Готовясь к этому пиру предварительно, утром посылают в лес за березовыми сучьями по одному человеку из каждого семейства, снабдив их постными пирожками без всякой начинки, их должно быть у каждого по три штуки. Остановившись около леса и вынув из своих шапок пирожки свои, посланные творят вышеприведенную молитву и затем каждый из них бросает в сторону по одному пирожку, восклицая при этом: «Уацилла, соблаговоли сделать так, чтобы настоящий год был счастливее и богаче прошлого урожаем хлебов». Потом набрав сучья и связав их в кучи, они несут их на плечах в дома свои. Опуская на чистое место кучу сучьев, горец произносит: «Сколько здесь сучьев, столько да уродится на наших нивах копен!». Кладя пухлые пирожки на сучья, старшая в доме хозяйка молится: «Уацилла, да будет на нас милость твоя — возрасти хлеба наши так, чтобы пшеничные зерна на колосьях были так пухлы и крупны, как вот эти пирожки!» (10, III, с. 173–174). Главным элементом праздника было моление об урожае перед началом запашки. Как правило, этот ответственный шаг в хозяйственной жизни общины осуществлял устроитель праздника (хоры фысым). Пахал он свой участок, «нæ хоры фысым раззаг хахх акæнæд — пусть наш хозяин праздника первую черту/борозду проведет». Во время обрядовой запашки ее участники бывали одеты в вывернутые шерстью наружу шубы. Учитывая, что в число «хоры фысым/хоры лæг» выбирали наиболее удачливого и доброго человека, то считалось, что после его первой борозды виды на будущий урожай обеспечены. Существенным моментом был и обряд избрания устроителя праздника на будущий год, сопровождаемый обрядовым обливанием брагой, мазаньем детьми и молодежью друг друга жидким тестом и обращением с риторическим вопросом к присутствующим: «Цы курут лæппутæ? — Что просите, юноши?», на что те дружно отвечали: «Хор! Хор! — Хлеб! Хлеб!». Обливание брагой, символизирующей «жидкий хлеб», по всей видимости, связано с обращением к покровителям хлебных злаков Хор-Алдари Уацилла. В этой связи особое значение приобретает произносимый рефреном вопрос о сокровенном желании участников празднества и их ответе. Подобный пример, демонстрирующий связь инвокаций с богоявлением восходит к глубокой древности, когда считалось, что назвать бога — это вызвать его. Обращаю внимание читателей на одежды, вывернутые шерстью наружу. По народным поверьям, такая ритуальная одежда должна была способствовать обильному и густому всходу хлебов на полях. Такая же одежда использовалась в далекие времена скифскими племенами в культовой практике. Отмечу, что для этого праздника бытовало еще одно название — Рæмон бон. По словам Алмахсита Канукова «Дней через пять после «дня успеха» («Рæстæйы бон» — В. У.) следует «день хлеба». Праздник этот устроен для умилостивления Хоры Уацилла (хлебного Ильи), дабы он послал людям хороший урожай на хлеб. Те из хозяев, у которых в истекшем году родился мальчик, справляют так называемый Рæмоны бон (Рамонов день). Они готовят к этому дню араку, брагу, пекут пироги, варят рыбу и все приготовленное к полудню выносят на ныхас и здесь ставят перед старейшиной» (10, III, с. 69). Далее следует описание уже известной нам обрядности. Упомянутое название сейчас малораспространено и, соответственно, малопонимаемо. Изыскания проф. В.И. Абаева убедительно показали его связь с иранским культурным миром, где исходное значение слова было «надежда/упование» (5, т. II, с. 372). Следовательно, еще одно название этого праздника День надежды, надежды на сильного наследника, родившегося в семье, на счастливую пахоту, благоприятную погоду, богатый урожай и радостную жизнь. Однако, настоящая пахота проводилась позже этого первого весеннего праздника. Как правило, ждали пробных всходов ритуальной запашки. По времени это было приурочено к весеннему равноденствию (21 марта). Существенным или желательным было и ближайшее к этой дате новолуние. Естественно, что при всех этих фактах обращали внимание и на день недели. По рассказам знатоков традиционного быта, наиболее удачным считался вторник. Праздник первой борозды восходит к древним земледельческим культам. Плодородие земли уподоблялось человеческому чадородию. Мне доводилось писать об этом, поэтому здесь лишь отмечу, что земля в народном сознании уподоблялась беременной женщине. Чтобы помочь ей успешно разродиться, прибегали к магическим приемам — главным образом обращались за помощью к умершим сородичам. Им посвящались особые дни, специальная пища и, в первую очередь, блины — лауызтæ. Считалось, что за это они будут содействовать посевам расти и развиваться. В течение поста осетины устраивали несколько поминальных торжеств, среди них блинные и вербные дни. Блинные бывали дважды, во вторую и третью субботы поста. Вновь обращаю внимание на точное совпадение осетинских поминальных дней Лаузгæнæн с православными днями общего поминовения усопших по субботам второй и третьей недели Великого поста. Что же собой представляют эти поминальные дни? После праздника Хоры бон/Хумидайæн в субботу устраивают Фыццаг Лауызгæнæн. «С заходом солнца, в пятницу, по народному поверью, мертвые свободны; новые покойники остаются охранять место, старые же, то есть умершие не в истекшем году, а раньше, сажают детей (умерших) на деревья и сами идут в дом к родным (живым). Ввиду этого каждый старался встретить их в чистоте и опрятности; подметается и убирается как двор, так и все внутри дома; двери все оставляются растворенными настежь. К закату солнца в пятницу для них готовы у осетин кушанья и напитки. Те, у которых в истекшем году умер кто-либо из семьи, готовят к этому времени всего понемногу, и часть пищи женщины несут на кладбище и, поставив принесенное мертвому, делят между всеми присутствующими. В дом же приглашаются мужчины, которые также в свою очередь приготовленные напитки и кушанья посвящают умершим и затем со смирением принимаются угощаться. Никто не должен в продолжение этого праздника производить сотрясения, толочь что-либо в ступке или делать сильные удары, могущие производить сотрясение земли, не то могут попадать с деревьев умершие дети. Утром рано в субботу каждый домохозяин старается приготовить что-либо горячее. Старые мертвые отправляются в путь за добычею дзаджджын[1], говорит народ. Путь этот очень трудный, по всей дороге одни камни да терния. Возвращаются мертвые обратно через неделю, в последний (Дыккаг/Фæстаг — В. У.) лаузганан. Заготовив кушанья и напитки к вечеру пятницы сидят долго за полночь и ждут возвращения мертвых. После такого долгого ожидания решают, что мертвые возвратились, тогда посвящают все приготовленное им и принимаются за еду и питье» (10, III, с. 69–70). В среду после Дыккаг/Фæстаг лаузгæнæн фиксировалась так называемая постная неделя. Этот день известен у осетин под названием Астæумархо — «Середина поста». Л.А. Чибиров отметил еще одно название — «Кæфхæрæн», что полностью соответствует его характеру. По любопытному замечанию Бекыза Каргиева, многие осетины в этот день прекращали свой пост. «Так как они были люди трудящиеся, поэтому на одном чуреке и квасе они уже не могли работать. Обычно жители квартала собирали с них своеобразные взносы за счет которых устраивалась пирушка и пост прерывался. Правда, за неделю до пасхи они вновь начинали поститься» (13, 1988, № 1, с. 117). В предпоследнюю субботу перед пасхой, известной в православном календаре под названием Лазарева суббота, отмечали праздник Зазхæссæн/Назуихист. По своему характеру это торжество связано с поминальной обрядностью и почти полностью воспроизводит действо на Бадæнтæ. Об этом было сказано в предыдущем разделе. Свое название он получил по важнейшему атрибуту обрядности — молодой елочки или ветке тисса. Оба вида растительности являются высокодекоративными вечнозелеными деревьями и носят одно название заз. Более того, тисе ягодный (Taxus Baccata L.) высаживали на кладбищах как символ преодоления смерти и использовали в ритуалах, имеющих целью увеличения плодородия, жизненной силы. К поминальному празднику готовили обрядовый предмет æлæм, который женщины, обычно сестры или дочери, изготовляли в память умершего мужчины. Æлæм/Илæн, по словам В.Ф. Миллера, представлял собой, «нечто вроде креста или хоругви из скрещенных жердей с нитями, на которые нанизываются пряники, грецкие орехи и конфеты». Из дерева и связанных в сеть веревок обильно унизанных фруктами и сладостями готовили символическое оружие, плеть, шапку, рубаху, седло и прочие атрибуты конного воина. «К вечеру пятницы готовятся кушанья, напитки, рубят и приносят в дом ель. С заходом солнца в дом, который справляет Зазхæссæн, приносят все родственники со своей стороны кушанья и напитки; в доме же устраивают на стуле или на скамье крестообразную фигуру из палок и затем такую фигуру одевают так, как бы живого человека, с боку этой наряженной фигуры ставят ель; впереди его ставятся кушанья и напитки. Когда все готово, то начинается общее рыдание, будто в этот день умер кто в этом доме, наплакавшись, принимаются за еду и питье. В эту ночь не ложатся спать и проводят время в воспоминаниях о старых покойниках и, когда воспоминания растрогают сидящих, то опять начинается общее рыдание. К утру раздевают наряженную фигуру. Многие к этой ночи готовят из орехов конфеты, пряники и разные сладости — аламы. Вечером развешивают их по стенам. Утром, после того как снимую одежду с разодетой фигуры, часам к десяти расстилают во дворе ковры и кладут на них аламы; к этому же времени собираются во двор верховые. Когда посвятят аламы мертвым, передают их верховым. Последние с этими аламами скачут по аулам и, где только встретится сборище народа, там трусят аламы. Проехав три, четыре аула аламо-носцы возвращаются обратно ко довру, откуда выехали. Здесь они спешиваются и выражают разные пожелания хозяевам дома; затем они втыкают в могилы со стороны головы покойника там похороненного алам, изображающий знамя, предварительно сняв с него сладости. Сладости оставшиеся на аламах знаменосцы делят между собою» (10, III, с. 71). Столь подробное описание сути праздника позволяет нам говорить фактически о двух днях, захватывающих и воскресенье. По словам информаторов, æлæм готовили для мужчин, а для поминовения женщин наряжали ветку тиса или елочку. Есть сведения, что декоративная елочка и «алам» приравниваются по своей силе и значимости друг к другу. Иными словами их сокрытый знаковый смысл является идентичным. К этому добавлю, что указанный воскресный день, когда устраивались обрядовые с названными атрибутами, почитается христианской церковью. Речь идет о шестой неделе Великого поста, являющейся великим двунадесятым праздником «в который празднуется торжественный вход Госпо-ден в Иерусалим на вольные страдания. Этот праздник иначе называется Вербным воскресеньем... освещаются молитвой и окроплением св. водой распускающиеся ветви вербы или других растений. Освещенные ветви раздаются молящимся, с которыми при вознесенных свечах верующие стоят до конца службы, знаменуя победу жизни над смертью (воскресение)» (И, с. 681). Совпадение двух цитированных отрывков не является случайным. В них очень четко проявляется внутреннее единство.. Основное содержание его сводится к воспеванию сил возрождения над смертью. Соотнесение праздника к циклу весенней обрядности и активное использование вечнозеленых растений являются в данном случае закономерным фактом. В тесной взаимосвязи с этим праздником находится другой. Речь идет о Къутугæнæн, отмечаемом в день Вербного воскресенья, ровно за неделю до пасхи. Это был откровенно аграрный праздник, к которому специально готовили конусообразные булочки. Они символизировали сапетки для хранения зерна и имели с ними одноименные названия къуту. В этот день повсюду высказывались пожелания видеть сапетки ломящиеся от зерна. В этой связи хозяйки старались сделать свою булочку лучше и краше ибо считалось, что в таких семьях осенью будет обильный урожай. Важная роль в празднике отводилась детям, которые по-своему готовились к празднику. В его предверии они самостоятельно или с помощью взрослых изготавливали лук (æрдын) и стрелы (фат) и усиленно тренировались в меткости глаза и твердости руки. Лук бывал двух видов: обычный, который могли сделать сами дети и сложный, напоминающий по форме и конструкции европейский арбалет. Обычно их делали для детей старше и естественно, что такой лук был более предпочтительный в смысле своей престижности. Для точности стрельбы большое внимание уделялось и стреле, которую готовили из сухих полых стволов высокого кустарника (хахъуын) и других легких, но плотных по фактуре растений.   В примечании А. А. Кануков поясняет, что дзаджджын — какое-то вещество, которое мертвые выкапывают в далекой стране. Целый год мертвые питаются им. От себя добавлю, что слово «дзаджджын/гахгун» в осетинском языке означает «обильный/с обильной начинкой» и связано с магическим значением слова. ПРОДОЛЖЕНИЕ
Категория: История Осетии | Просмотров: 129 | Добавил: Рухс | Рейтинг: 0.0/0 | - Оценить - Отлично Хорошо Неплохо Плохо Ужасно

Схожие материалы:

Всего комментариев: 0