Скифы Скифия

Основная тенденция многовекового экономического и социального развития скифского общества отражена в истории его взаимоотношений с греческими государствами Северного Причерноморья. При этом бросается в глаза одно, на первый взгляд парадоксальное обстоятельство: чем сильнее оно было охвачено эллинизацией, тем враждебнее становились отношения с греками. 

В конце VII—V в. до н. э. отношения были по преимуществу мирными. Торговля в основном велась с земледельцами лесостепи, и кочевники активно в нее не вмешивались. Оседание их происходило лишь в ближайшем окружении греческих городов. В IV—III вв. до н. э. кочевники уже выступали в роли тор-говых посредников, и одновременно у них появилось стремление поставить торговлю под свой контроль. Седентаризация протекала более интен-сивно, а отношения с греками явно ухудшились. В последние века до нашей эры — первые века нашей эры, когда кочевое скотоводство в ослабленной и утратившей большую часть своей территории Скифии уступало »первенство земледелию, они дос-тигли апогея враждебности. Греческие города Северного Причерноморья стали казаться скифам ненужными соперниками в торговле со Средиземноморьем, а перспектива захвата их хоры открывала дополнительные возможности для развития земледелия в скифской среде. В то же время упадок греческих поли-сов, особенно заметно сказавшийся со II в. до н.э., делал борьбу с ними даже для ослабленной Скифии вполне осуществимой.

Политическая история поздней и позднейшей Скифии изучена достаточно хорошо, конечно, насколько это позволяют источники. Поэтому нет смысла останавливаться на ней подробно. Важнее подчеркнуть различия между Ски-фией конца V — первой половины III в. до н. э. и Скифией последних веков до нашей эры — первых веков нашей эры, между Скифией Атея и его ближайших преемников и Скифией Скилура, Палака и Фарзоя.

За сто с небольшим лет, истекших после гибели Атея, экономические и со-циальные условия в Скифии изменились очень сильно. Страбон (VII, 4, 5) от-мечает существование двух Малых Скифии, очевидно названных так по срав-нению с Большой Скифией эпохи Атея [Граков, 1954, стр. 25].

Одна Малая Скифия находилась за Тирасом и Петром — в Добрудже (Di od., XIX; 73; Ρ s. -Scymn., 756; Ρlin., NH, IV, 41; IV, 44). «Из-за того что множество людей из Малой Скифии переправлялось через Тирас и Истр и поселялось в той стране, значительная часть Фракии была также названа Малой Скифией, тем более что фракийцы уступили пришельцам, отчасти подчиняясь силе, отчасти из-за плохой земли, так как большая часть страны болотиста» (S trab о, VII, 4, 5) 21. От остальной Скифии Малая Скифия за Дунаем была отрезана гетами и раз-вивалась самостоятельно. Скифское население Добруджи, очевидно, всегда со-ставляло меньшинство среди местных племен [Мелюкова, 1965; Шелов, 1965, стр. 28 и сл.]. Во многих районах Западного Причерноморья скифы жили впе-ремежку с фракийцами. Аполлоний Родосский (Argon., IV, 320) упоминает близ устьев Истра «смешанных с фракийцами скифов».

Вместе с тем эпиграфические памятники [Карышковский, 1971, стр. 51], че-канка с конца III по начало I в. до н. э. собственной монеты [Gerasimov, 1938, стр. 213; Герасимов, 1953, стр. 53 и сл.; Canarache, 1950, стр. 213; Мирчев, 1961, стр. 132; Карышковский, 1962, стр. 55 и сл.; Фролова, 1964, стр. 50 и сл.], имена царей на этих монетах, иранский характер которых был установлен срав-нительно давно [Орешни-

ков, 1915, стр. 9—10] и подтвержден в одном исследовании 50-х годов, нако-нец, общеполитическая обстановка в данном районе свидетельствуют о суще-ствовании в Добрудже государства, управлявшегося царями скифского проис-хождения.

Земледельческий характер этого государства проявляется достаточно отчет-ливо. На монетах царя Канита в отличие от его великих предшественников изображен не Геракл, натягивающий лук, а колос пшеницы. Плиний (NH, IV, 44) отмечает, что скифы Добруджи занимаются хлебопашеством и имеют свои города (см. также: S te ν h. В y γ., s. v. Αθνμδ ΄ίζζαλ). Итак, бывшие кочевники, точнее, их знать сохранили власть над земледельческим населением, но при этом забросили кочевой образ жизни, став господствующим классом земле-дельцев или слившись с прежним. Какая-то часть кочевых скифов до конца прошла по одному из путей, наметившихся уже во времена Атея.

Развитие второй Малой Скифии, охватывавшей Крым и Нижнее Поднепро-вье, происходило более сложными путями.

Не позднее конца III — начала II в. до н. э. после ряда военных поражений и сарматского вторжения возможности кочевого хозяйства на оставшейся у ски-фов территории оказались резко ограниченными. Степные кочевья были утра-чены или находились под угрозой сарматских набегов. Оседание на землю приобрело массовый характер, причем на Нижнем Днепре новые поселения иногда основывались на месте поселений, селищ или зимников предшествую-щего времени Погребова, 1958, стр. 215; Елагина, 1958, стр. 54; Вязь-мiтiна, 1962, стр. 228; Археологiя, Української PCP, 1971, Т. П, стр. 215—244]. Значи-тельное увеличение оседлого скифского населения прослеживается также в За-падном Крыму. В то же время становятся малочисленными курганы. Может быть, за номадами осталась только Таврическая степь — район не очень боль-шой и далеко не богатый по своим природным условиям [Шульц, 1971, стр. 129].

Много спорят о том, принадлежали ли новые поселения исконным земле-дельцам или перешедшим к земледелию кочевникам, был ли отток населения из причерноморских степей в Крым и если был, то за счет кого и каким образом [Артамонов, 1948а, стр. 56 и сл.; Дашевская, 1958, стр. 270— 271; Дашевская, 1971а, стр. 153; Елагина, 1958, стр. 53—54; Вязьмiтiна, 1962, стр. 227—228; Вязьмитина, 1972, стр. 3; Щеглов, 1968, стр. 339; Щеглов, 1970, стр. 24; Граков, 1971, стр. 72 и сл.]. Учитывая историческую обстановку, однозначные ответы на эти вопросы кажутся маловероятными. Что случилось с кочевника-ми-скифами после сарматского нашествия? Одни были просто истреблены (по Диодору, даже все целиком, но это маловероятно); другие могли быть инкор-

порированы в состав сарматских племен — явление, распространенное у ко-чевников чрезвычайно широко; третьи, вероятно, осели в нижнеднепровских поселениях. В последние века до нашей эры — первые века нашей эры число нижнеднепровских городищ заметно увеличивается. Их известно не менее 16, а кроме них существовали неукрепленные селища. Сомнительно, чтобы это могло произойти только за счет роста населения редких поселений предшест-вующего периода. Наконец, четвертые могли отступить в Крым и в даль-нейшем осесть на землю уже там. Вероятно, под давлением общей обстановки оседали на землю и кочевники Крыма.

Седентаризационный процесс в Крыму обладал некоторой спецификой по сравнению с тем, что происходило на Нижнем Днепре. Скифы не только ос-ваивали целинные земли, но и стремились захватить издавна обрабатываемую и окультуренную греками территорию вместе с находившимися на ней посе-лениями [Щеглов, 1968, стр. 339; Щеглов, 1970, стр. 19 и сл.; Дашевская, 1971а, стр. 151 и сл.]. Позднее, в VIII—IX вв. н. э., аналогичный путь развития в известной мере повторили в Крыму болгары и еще позднее, в XVI—XVIII вв.— крымские татары [Якобсон, 1973, стр. 37—38, 142—143].

К концу II в. до н. э. Скифия в какой-то мере смогла оправиться от потрясе-ний предшествующего времени. Но она вышла из них совершенно обновлен-ной, став по преимуществу земледельческой страной. Поэтому Скифское цар-ство в Крыму, в которое, по-видимому входило и Нижнее По-днепровье, я на-зываю Третьим Скифским царством.

Н. Г. Елагина правильно предположила, что, сдав позиции на внешнеполи-тической арене, скифские правители пытались поправить дела за счет внут-ренних ресурсов, а межэтнический метод эксплуатации в поздней Скифии ус-тупил место эксплуатации внутри собственного общества [Елагина, 1958, стр. 52, 57]. Неизвестно, насколько преобладал в ней политически все еще сохра-нявшийся кочевой элемент. Скифские цари могли быть отпрысками прежней династии, могли ими и не быть. Главное в том, что они перестали быть выра-зителями интересов только кочевой аристократии— теперь они строили города и опорные пункты (Strabо, VII, 4, 7), в которых жили сами и жила их знать, и в расположенных здесь же гробницах, а не в открытой степи они находили свой последний покой. Мавзолей Неаполя скифского, очевидно, усыпальница цар-ской семьи или рода. Но только отдельные черты погребального обряда в нем намекают на уходящие в прошлое кочевые традиции [Погребова, 1961, стр. 179—180]. Переход к земледелию и городской жизни открыл новые возмож-ности эллинизации скифской культуры, которая теперь ощущалась значитель-но сильнее, чем раньше.

Состояла ли новая знать, образ жизни и социальные позиции которой про-слеживаются, кстати, очень плохо, из бывших номадов, сумевших приспосо-биться к новым условиям, или из верхушки прежде угнетенных и неполноправ-ных земледельцев, или из тех и других, но теперь она в значительной степени стала выразителем оседло-земледельческой тенденции развития. Деятельность царей Скилура и Палака свидетельствует об этом достаточно наглядно.

На монетах Скилура помимо типичной для кочевников повозки изображены Гермес и Деметра как символы торговли и земледелия — главных источников доходов аристократии Третьего Скифского царства [Граков, 1954, стр. 28]. Борьба с пиратами, которую вели скифские цари, свидетельствует о значении, придававшемся беспрепятственному вывозу хлеба.

Внешняя политика скифов была теперь ориентирована главным образом на устранение ненужных посредников во все той же торговле. Ольвия находилась в зависимости от скифов, чеканила монеты Скилура, а в одной из эпитафий даже названа скифским городом [IOSPE, I2, № 226], что, возможно, является намеком на какие-то формы протектората Скифского царства над полисом. Херсонес был спасен лишь активными действиями Диофанта — полководца Митридата VI Эвпатора. Боспор также испытывал давление скифов.

В I—II вв. н. э., в период последнего и весьма ограниченного усиления Скифии, кочевой элемент ощущается в ней еще слабее, чем во II—I вв. до н. э. Скилур и Палак, может быть, еще считали себя кочевниками, Фарзой и Инис-мей (Иненсимей) — едва ли. Преобладание земледельческого элемента, до-вольно эллинизированного и сильно смешанного в этническом отношении, в первые века нашей эры, возможно, проявлялось уже не только в экономиче-ской, но и в политической сфере.

Пошло ли социальное развитие скифского общества в последние века до нашей эры — первые века нашей эры дальше отношений раннеклассового ти-па, сказать невозможно. Часто позднюю Скифию считают рабовладельческим государством. Но, как справедливо отметил Б. Н. Граков, «напрасно мы стали бы искать в известиях авторов и тем более в современных нам литературных данных доказательств рабовладельческого строя этого государства» [Граков, 1954, стр. 30]. Возможным представляется и развитие скифского общества в феодальном (протофеодальном) направлении. Наконец, не исключено его раз-витие по теоретически еще недостаточно осмысленному пути, который, види-мо, характеризуется тем, что господствующий класс получает посредством внеэкономической эксплуатации прибавочный продукт

от объединенных в общины производителей, не отделенных от средств произ-водства, а затем перераспределяет его в своей среде. Однако это всего лишь возможные пути развития. Для какого-либо позитивного решения вопроса данных явно недостаточно.

В то же время ясно, что груз многих веков предшествующей истории быв-ших кочевников не исчез бесследно и в поздней Скифии. И в культурном и, очевидно, в социальном отношениях она выглядит значительно менее разви-той, чем греческие государства Северного Причерноморья. То, что было силой в кочевом обществе, обернулось слабостью в земледельческом. Не случайно в первых веках нашей эры скифов теснят кочевники-сарматы — на это время приходится гибель многих нижнеднепровских городищ [Щукин, 1970, стр. 65—67] — и ряд побед над скифами одерживает Боспорское царство [IOSPE, II, № 26, 27, 433; Шкорпил, 1917, стр. 111 и сл.; Блаватский, 1959а, стр. 34; Блаватский, 1964, стр. 149 и сл.; Раевский Д. С, 1973, стр. 114 и сл.]. Не слу-чайно и то, что Скифия была первым государством Северного Причерноморья, рухнувшим в результате начавшегося Великого переселения народов.