В настоящее время считается установленным, что основные элементы староосетинского костюма — бешмет (куыраэт), бурка, штаны и др. уходят своими корнями в скнфо-сарматскую эпоху (1, с. 274; 2, т. 1, с. 609). Называются и конкретные прототипы (1, с. 176).
Между тем мужской костюм кочевников Восточной Европы античного времени изучен слабо. В первую очередь, это отно¬сится к костюму сармато-алан (3, с. 293; 4, с. 51). Лишь в ра¬ботах обобщающего характера можно встретить краткие описания неких «типичных образцов», наиболее детальные из них даны К. Ф. Смирновым и М. И. Вязьмитиной (5, с. 278; 6, с. 209). Большинство авторов упоминают, кроме плаща, только один тип мужской плечевой одежды — короткое облегающее распашное одеяние с длинными рукавами, которое запахивалось налево и подпоясывалось. В литературе у него нет единого названия. Чаще всего встречаются термины «кафтан»1, «куртка», реже — «камзол» (8, с. 34; 9, с. 103) и «казакин» (10, с. 139). Б. А. Шрамко, наряду с «кафтаном», в качестве верх¬ней одежды называет подпоясанную рубашку (11, с. 254). П. С. Рыков, основываясь на изображениях колонны Траяна в Риме, упоминает только рубаху (12, с. 20).
Некоторые исследователи считают возможным отождествлять 2 находки удовлетворительно сохранившихся в погребениях знати предметов мужского и женского костюма (Шипово, кург. 3, Сватова-Лучка, кург., 3) с типичными элементами костюма большинства населения (5, с. 278; 11, с. 254).
После знакомства с имеющейся литературой складывается впечатление, что «кафтан» описанной формы или рубаха являлись универсальной одеждой всех «сарматских» племен на протяжении, по меньшей мере, семи столетий (III в. до н. э.— IV в. н. э.) без всяких изменений в крое, силуэте и отделке.
Ниже мы рассмотрим в хронологической последовательности мужскую плечевую одежду сарматской эпохи от времени актив-

1 Напомним определение кафтана в словаре В. И. Даля: «верхнее дол¬гополое мужское платье разного покроя» (7, с. 98). Из пего следует, что кафтан считался распашной одеждой.

ного проникновения сарматов в Скифию до гуннского нашествия. При этом необходимо учитывать ряд соображений.
1. Большинство изображений представляли, по-видимому, не рядовых скотоводов, а социально значимых и состоятельных лю¬дей, иногда — легендарных родоначальников и божества (по¬следние могли изображаться в архаичном костюме).
2. Обычное отсутствие головных уборов на изображаемых, частое отсутствие рубах при распахнутом «кафтане», отмечен¬ное у скифов еще П. К. Степановым (13, с. 15) и явное несоот¬ветствие одежды изображаемых с описанной Овидием (Печаль¬ные песни, III, 10; V, 7) зимней одеждой сарматов, оставлявшей открытым одно только лицо, заставляет предполагать, что они представлены в одежде теплого сезона. Это соответствует широко распространенному стереотипу художественного восприятия. Легкая, меньше закрывающая тело летняя одежда способствует созданию более полного и впечатляющего облика изоб¬ражаемого человека.
Распашная одежда. В нескольких погребениях взрослых мужчин прохоровского и среднесарматского времени обнаружены in situ ЛИНИИ золотых трубчатых пронизок ИЛИ нашивных бляшек. По-видимому, они скрывали основные конструктивные швы одежды, что, отчасти, позволяет судить о крое. Аналогич¬ные принципы оформления см., например (14, рис. 5, с. 14 и рис. 69, с. 51; 15, с. 154).
Первоначальное положение пронизок хорошо фиксируется в погребении, раскопанном в 1903 г. Н. Е. Макаренко у хут. Крас-ногорского недалеко от Орска (16, с. 82; 17, с. 127, рис. 256). (Рис. 1, а). Под костяком лежал крупный кусок кожи трапециевидной формы, на котором находились пронизки. Судя по его размерам и форме, он мог быть только подстилкой. К тому же, если бы кожа относилась к предмету костюма, получилось бы, что пронизки нашивались только на изнанке. Сами прониз¬ки (более 100 шт.), видимо были нанизаны на шнуры, и, по ме¬ре распада последних, расположились четкими линиями. Шнурок был необходим, т. к. без прочной основы золотая фольга пронизок должна была бы быстро смяться. Спинка, вероятно, кроилась целой, хорошо фиксируется плечевой шов. Характер расположения рядов пронизок вдоль позвоночного столба поз¬воляет заключить, что одежда имела узкий крой и не опуска¬лась ниже бедер, как и большинство известных по изображе¬ниям «кафтанов». При этом ряды пронизок проходят только под костями предплечий, а не над ними. Вероятно, часть шкуры с пронизками располагалась вдоль предплечий каждой руки по шву, соединяющему полотнище рукава (рис. 1, б, в).
Остатки еще одного «кафтана», обшитого пронизками, были обнаружены Е. В. Шнайдштейн в Калмыкии (могильник Кана¬та, кург. 8, погр. 2) в погребении, датированном ею среднесар-матским временем (18, с. 34; альбом, табл. 153). Здесь число

Рис. 1. Костюм из кургана у хут. Красногорского:
а — чертеж Н. Е. Макаренко;
б — предполагаемое положение пронизок до распада орга-нической основы;
в — реконструкция кроя.


Рис. 2. Распашная одежда:
а — размещение украшений по изображению на кубанском ритоне III—II вв.
б — пагдробне Астрагала, сына Диафаита, Паитикапей, II в. до п. э. (по Ю. Ю. Марти; К. Ватдннгеру; А. П. Ивано¬вой);
в — поясная пряжка из с. Кочковатка (рис. автора);
г — каменное изваяние X—XII вв. из ст. Сторожевой (по Е. Д. Фелицыпу п Г. И. Куликовскому).

пронизок примерно в -2 раза меньше (59 шт.). Первоначальное их расположение сохранилось далеко не везде, но довольно чет¬ко фиксируется плечевой шов и линия вдоль костей предплечий. Ниже бедер они не встречены.
Оба комплекса, кроме самих пронизок, почти лишены погребального инвентаря. В погребении III—II вв. до н. э. в могиль¬нике Кара-Су 1 (Западный Казахстан) /19, с. 81; рис. 1, с. 78; рис. 3, с. 80/ золотые нашивные бляшки крестовидной формы

располагались по плечевому шву и с двух сторон от позвоноч¬ника, очерчивая цельнокройную спинку. Вокруг костей предплечий они окаймляли шов, соединяющий рукава со станом, обшивали края рукавов (обшлага?) и, по-видимому, разрезы в их нижней части.
Изображение короткой распашной одежды наряду с «сарматским» коротким плащом выгравировано на известном сере¬бряном ритоне из разграбленного погребения III—II вв. до н.э. в Кубанской области (куплен А. А. Бобринским в 1889 г. в Кер¬чи) /10. с. 61/2. Она скроена узкой, имеет полосы отделки (вероятнее всего — из полусферических бляшек) вдоль нижнего края подола, по бортам, краям рукавов и линии их соединения со станом, плечевому шву. Вдоль правого борта виден ряд ор¬наментальных треугольников (рис. 2, а). Правая пола незначи-тельно заходит за левую, борта плотно прилегают друг к другу: несомненно, это одеяние застегивалось, а не запахивалось3.
Сходная одежда фиксируется с III в. до н. э. на надгробиях Боспора /8, с. 34 сл./. Манера ее ношения была различной: иног¬да она запахивалась, иногда застегивалась на груди одной пу¬говицей /там же/; в обоих случаях она часто носилась панти-капейцами под хитоном /8, с. 39, рис. 10; 23, таб. XVI, № 255/ (рис. 2, б). Т. Д. Равдоникас считает, что застегивавшаяся одежда иногда представляла собой «кафтан» из оленьей шкуры хвостовой частью вверх /24, с. 152/. О справедливости этого вы¬вода судить трудно, т. к. Т. Д. Равдоникас аргументирует его анализом нижней части одежды, которая на пантикапеиских изображениях всегда скрыта под хитоном. Использование в ка¬честве аналогий изображений малоазийских божеств (Аттис) более позднего времени представляется рискованным.
Среднесарматское время. Из распашных форм, наряду с описанными, следует упомянуть об одеянии, изображенном на золотой пряжке, найденной у с. Кочковатка (Астраханской губ.). Б. Н. Граков первоначально датировал ее рубежом н. э. /25, с. 18/, а затем 1—11 вв. н. з. /26, с. 72/ (рис. 2, б)4. «Каф¬тан» сшит в талию, по длине не доходит до колен. Край подола и нижние края резко расширяющихся книзу рукавов окаймле¬ны тремя линиями отделки. Спинка скроена из нескольких уз¬ких полотнищ.
2 Наиболее качественное воспроизводство см. фото (20, табл. XXXV, 4;
табл. V).
3 И. Маразов видит в изображенной плечевой одежде «персидский кап-
дис» и на том основании считает, что па ритоне изображены «варвары
вообще» (22, с. 220). Однако в силуэте и системе отделки одежды на ритоне
есть существенные отличия от костюма «условных варваров».
4 Рисунок выполнен с подлинника, хранящегося в ГИМ (инв. № 41931).
Судя по манере исполнения пряжки и многим деталям костюма, есть осно¬
вания допустить ее бактрийское происхождение.

Рис. 3. Нераспашная одежда: а — фалар из могильника Кривая Лука IX (по В. В. Дворииченко и Г. А. . Федорову-Давыдову);
б — пряжка из Мечетсапского кургана № 3 (по К. Ф. Смирнову); в — Заветнинскнй могильник, стела № 3 (с фотографии Ю. А. Неймана): г-—саркофаг I в. н. и. из Паитикапея (по Г. Соколову; М. II. Ростовцеву); д—склеп 1872 г. в Керчи (по М. И. Ростовцеву); е — костяная пластина из Гальберштадского собора (по В. А. Кузнецову).

К гуннскому времени относится халат из малинового шелка в погребении у ст.Шипово (группа 5, кург. 3) /27, с. 99/. Халат доходил до колен, рукава были длиннее руки. Ромбиковидные бляшки обшивали каймой верхнюю часть правого борта, край подола и рукавов.
Нераспашная одежда. Ее изображения фиксируются со II в. до н. э. Одно из самых ранних представлено на фаларах из мо¬гильника Кривая Лука IX (Астраханская обл.) (рис. 3, а) /28, с. 102—103; рис. 2—3, с. 102/, датированных II—I вв. до н. э. /28, с. 104/. На всаднике с левого фалара короткое (до бедер) узкое нераспашное одеяние с глубоким, доходящим до пояса разрезом и длинными узкими рукавами. По краям бортов имеются рельефно выделенные полосы опушки; по краю подо¬ла также идет широкая полоса отделки. Место соединения ста¬на с рукавами украшено тремя параллельными полосами. Труд¬но согласиться с определением авторами публикации это»т одежды как «рубахи». Во-первых, настоящая нательная рубаха с горизонтальным воротом выглядывает из-под нее. Во-вторых, она обильно украшена и подпоясана, что с нижней одеждой бы¬вает нечасто.
Вторым в. до н. э. датируется изображение всадника в ко¬роткой одежде из кург. 3 Мечетсайского могильника /29, с. 101, рис. 34 (9), с. 105/ (рис. 3, б). Несмотря на схематичность изо¬бражения, сомнений в ее нераспашном характере не возникает, т. к. в противном случае полоса отделки продолжалась бы до ее нижнего края. Одеяние имеет узкие длинные рукава, широ¬кий вертикальный ворот.
В среднесарматское время в нераспашной одежде появляет¬ся ряд новых форм. На надгробной стеле № 3 Заветнинского могильника в Крыму представлен мужчина в расширяющемся от талии одеянии, не доходящем до колен (рис. 3, в) /30, с. 16/. Сходной формы вертикальный ворот с широкой каймой отдел¬ки мы встречали на пряжке из Мечетсайского могильника. Сте¬ла датирована П. Н. Шульцем I—II вв. н. э. /31, с. 233—234/. Определение Н. А. Богдановой этой одежды как «кафтана» (т. е. распашной) /7, с. 98/ неточно.
Один из персонажей расписного саркофага конца I в. н. э. из Пантикапея /32, рис. 11З, с. 109/ носил под плащом одежду с длинными рукавами, горизонтальным воротом и двумя глу¬бокими разрезами по бокам, доходящими до бедер (рис. 3, г).
В «Стасовском» склепе 1872 г. в Керчи (II в. н. э.) на фрес¬ке центральной части плафона погребальной камеры крайний слева воин-копейщик одет в узкую нераспашную одежду, не¬много не доходящую до колеи, с горизонтальным воротом и длинными рукавами. Спереди она имеет глубокий разрез от талии до нижнего края /20, табл. LХХХ1, 2/ (рис. 3, д). В со¬вершенно аналогичном одеянии, также подпоясанном, представ¬лены молодые всадники в склепе, открытом Ашиком (роспись ниши-лежанки, левая группа) /20, табл. LХХХVIII, 2/. Под ним у изображенных надета кольчужная рубаха. В правой группе всадников Изображена сходная одежда, но без разреза, под кольчужной рубахой. Имеется 2 варианта: с короткими и с длинными рукавами. Они зафиксированы и на изображении бестиариев из того же склепа /20, таб. XXXIX, 1/.
Пленный алан на костяной пластинке рубежа IV—V вв. н. э. из Гальберштадтского собора /33, с. 15/ представлен в одежде, аналогичной изображению на стеле № 3 Заветнинского могиль¬ника (рис. 3, е).
Тацит (Германия ,17) как общее отличие сарматской одежды от германской отмечает, что она «свободна и развевается». До гуннского времени распашная одежда «сарматов» была корот¬кой. Единственным исключением является одно одеяние на пластине из коллекции Ф. Стоклет, которую Р. Гиршман дати¬ровал I—II вв. и. э. /34, с. 272/, а В. А. Ильинская IV в. до н.э. /35, с. 100/. Здесь «кафтан» имеет длину ниже колен /34, рис. 355, с. 273/.
Наряду со шкурами диких и домашних животных, для изго¬товления верхней мужской плечевой одежды, несомненно, ис¬пользовались ткани. Об этом можно судить по многочисленным складкам изображенной одежды. К наиболее ярким примерам относятся известный рельеф всадника из Неаполя Скифского и одно из пантикапейских надгробий /23, таб. XXXVIII, № 557; таб. XXXVI, № 529/. Аммиан Марцеллин (Книга деяний, XVII, 12, 2) упоминает об одежде квадов и сарматов из льняной тка¬ни, носимой под панцирем (рубахи? — Я. С).
Судя по пантикапейским надгробиям, одежда «туземного типа», как распашная, так и нераспашная, практически ничем не отличалась у мальчиков и взрослых мужчин. То же наблю¬далось и в староосетинском быту /1, с. 184/.
До I—II вв. н. э. стан, видимо, кроился из двух полотнищ по прямой нитке. Это хорошо видно и на изображении скифа, натягивающего лук, на электровой вазе из Куль-Обы, где мел¬кие украшения (бляшки?) повторяют контуры швов /10, с. 142, рис. 119/. При кройке одеяния, изображенного на стеле из За¬ветнинского могильника, использовались клинья.
Удлиненные, спускающиеся мысом спереди, косые полы каф¬танов, обычные у скифов, в сарматское время отсутствуют /13, с. 13/.
Вывод Б. А. Калоева о наличии у «скифо-аланского кафта¬на» стоячего воротника /I, с. 176/ не совсем понятен, т. к. он находит подобные образцы лишь за тысячи километров от Се¬верного Причерноморья — на Алтае. В Причерноморье екифо-сарматской эпохи изображения одежды с воротником изредка встречаются только у скифов (отложной воротник на костюме Палака с рельефа из Неаполя Скифского, невысокий стоячий — на стеле из с. Ольховник) /38, с. 47, рис. 22; 39, рис. 4, с. 268/.

Стоячий воротник отмечен также у кочевников восточных районов (всадник на войлочном ковре из Пазырыкского кургана № 5) /40, таб. ХСV/. Возможно, с востока он и пришел к сред¬невековым аланам, для одежды которых он был характерен /36, с. 201/. В староосетинском костюме нательная рубаха (ха-дон), женский бешмет и черкеска не имели воротника /1, с. 175—177/. Вместе с тем, фольклорная, явно идущая от древнего прототипа, шуба Сосруко из скальпов обязательно должна была иметь его /41, с. 196—197/.
Глубокий разрез в нижней части нераспашной одежды, изо-браженной на фресках «Стасовского» склепа и склепа Ашика, фиксируется, в ряде случаев, и в погребениях. В детской могиле 217 Заветнинского могильника в Крыму подобный разрез, видимо, обшивался по краю низкой бус /42, таб. XVIII/5. В мужском погребении катакомбы № 8 Змейского могильника X— XII вв. мы находим тот же разрез, обшитый рядом бронзовых пуговок /43, с. 77/.
На нераспашной одежде с саркофага I в. и. э. из Керчи изображены 2 разреза по бокам, сделанные для удобства верховой езды. Они известны в этот период в одежде западных со¬седей сарматов — дакийцев /44, таб. ХСVШ/. Рукава на одежде сарматов обычно сужаются книзу; часто они имеют узкие об¬шлага, а иногда, возможно, и манжеты (Кочковатка).
Манера ношения распашной одежды была различной: она запахивалась или застегивалась. Запах на левую сторону, удобный при посадке на коня без помощи стремян /46, с. 81/, был всегда неглубоким, как и у средневековых алан, иногда только на ширину отделки.
Уже в прохоровское время существовало 2 способа застеги¬вания. Манера застегивания одежды воина с кубанского ритона III—II вв. до н. э. (несколькими пуговицами, расположенными в ряд от верхней части груди до пояса) та же, что и у средне¬векового аланского курата с изваяния у ст. Сторожевой /47, таб. XIII, 6/ (рис. 2, г). Манера застегивания одной пуговицей (фибулой) в верхней части груди стала обычной у средневеко¬вых алан /36, с. 201/ и изредка бытовала до недавнего времени (осетинская черкеска). Подобным образом застегивалась распашная одежда не только у пеших, но и у всадников (см. «каф¬тан» с расходящимися книзу полами на глиняной статуэтке грубой работы из Пантикапея III в. н. э.) /48, с. 36, рис. 50 (2)/.
Выше уже говорилось о том, что большинство изображений, видимо, представляют одежду теплого сезона. Несомненно, существовала овчинная распашная шуба типа осетинской «уаегьд каерц»: Юлий Полидевк (Словарь, VII, 70) сообщает о бытова-

5 Благодарю Н. А. Богданову за разрешение использовать неопубликованный материал.


нии у «скифов» кожаного «волосатого хитона» — сисирны (ношение летом мехом наружу?). С древними традициями существования разнообразной нераспашной одежды связано, видимо, бытование в VIII—IX вв. нераспашных шуб (Мощевая балка), которые А. А. Иерусалимская считает специфически местным явлением /49, с. 23/.
Во многих случаях верхняя одежда явно носилась с нательной рубахой. Отсутствие или редкость нательной одежды в прошлом у многих народов, в том числе, у осетин, древних ал¬тайцев, скифов 50, с. 27, 193; 51, с. 204/, несомненно, объясняется дефицитом тканей тонкой выделки6. В теплое время на¬тельная рубаха иногда являлась верхней одеждой /53, с. 23/.
Характерно старательное подчеркивание деталей отделки дорогих одежд даже на изображениях, в остальном весьма схе¬матичных: здесь налицо их престижная функция (фалары из Кривой Луки и др,). Принципы декоративного оформления одежды сохранялись на протяжении столетий. Такова, например, традиция украшать край подола, вертикальный ворот или проймы рукавов тремя полосами отделки (кубанский ритон — Кривая Лука — Кочковатка — Заветнииская стела). Орнамент из ломаной линии, заключенной между двумя параллельными, зафиксирован на вороте у мужского изваяния у с. Звонково (Донецкая обл.) /54, с. 225/, на обшлаге правого скифа из сце¬ны бинтования на куль-обской вазе /10, с. 1/, на стоячем воротнике женского платья катакомбы 14 Змейского могильника /43, с. 86/ и галунах осетинского женского платья /55, с. 95, рис. 2/.
Итак, костюм сармато-алан не был однотипным, неизменным в течение многих столетий. Наши источники фиксируют ряд раз-новидностей как распашной, так и нераспашной верхней одежды. Не исключено, что они отражают племенную специфику. Некоторые элементы одежды, особенности кроя, принципы декоративного оформления сохранялись длительное время и нашли отражение в староосетинском костюме.
М. В. Горелик пришел к выводу о том, что в результате контактов с греками костюм скифов утратил прежнюю жесткую системность расположения отделки, свойственную древней общеиранской традиции /56, с. 33/. В сарматском костюме, во многих деталях более архаичном, ничего похожего не произошло. Имеющиеся источники свидетельствуют об обратном: о его значительном влиянии на костюм греков Северного Причерно¬морья7.
Изменение формы одежды и принципов ее отделки у кочев¬ников Северного Причерноморья сарматской эпохи, вероятно, было вызвано различными процессами: а) дальнейшей специа-
6 По мнению А. X. Магометова, рубахи распространились у осетин с
XVIII в. (52, с. 272).
7 Сарматизации костюма Северного Причерноморья будет посвящена
отдельная работа. ..„,,

лизацией костюма, применением новых материалов и принци¬пов кроя; б) периодическим проникновением с востока новых этнических групп.
К гуннскому времени уровень социальных отношений (и уровень развития самого костюма) в аланском обществе подготовил его к восприятию ряда форм и декоративных принципов костюма Византии, Согда, Ирана /см., например, 36, с. 204, 206; 45, с. 159/, и, возможно, тюрок, т. е. иноземной моды. В более-ранние эпохи подобные явления не отмечены.
В заключение следует отметить, что длительное сохранение многих древних черт в костюме предков современных осетин объясняется не только стойкостью этнических традиций, но и бытовым удобством выработанных форм, их приспособленнос¬тью к местному климату.
ЛИТЕРАТУРА
1. Калоев Б. А. Осетины. (Исторнко-этнографическое исследование)-2-е изд. М, 1971.
2. А б а е в В. И. Историко-этнмологический словарь осетинского языка, Т. I, М— Л., 1958; т. III, Л., 1979.
3. Мешкова М. Г. Раннесарматские бронзовые пряжки.— МИА, 1960, № 78.
4. Симоненко А. В. О сарматских поясах.— В кн.: Памятники древ¬них культур Северного Причерноморья. Киев, 1979.
5. Смирнов К. Ф. Сарматские курганные погребения в степях По¬волжья и Южного Приуралья I в. до н. э.— IV в. н. э. Диссертация на соискание ученой степени канд. ист. наук. МГУ, 1945.
6. Вязмitiна М. I. Пам'ятки \ культура сармата.— В кн.: Археоло-пя УкраТнско! РСР, т. II, Киев, 1971.
7. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка, т. 2. М., 1955.
8. М а р т и Ю. Ю. Позднеэллинистические надгробия Боспора как ис¬торико-культурный документ.— СА, т. VII, М.—Л., 1941.
9. Коровина А. К. Группа надгробных стел Таманского полуостро¬ва.—СГМИИ, 1968, вып. IV.

10. Толстой И., Кондаков Н. Русские древности в памятниках искусства. Т. 2, СПб., 1889.
11. Шрамко Б. А. Древности Северного Донца. Харьков, 1962.
12. Рыков П. С. Сусловский курганный могильник. Саратов, 1925.
13. Степанов П. К. История русской одежды, вып. 1. Пг, 1915.
14. Акишев К. А. Курган Иссык. Искусство саков Казахстана. М.„ 1978.
15. Айдаркулов К. К вопросу об изображениях «звериного стиляж¬на одежде и украшениях в эпосе «Семетей».— В кн.: Тезисы докладов Все¬союзной археологической конференции «Проблемы скифо-сибирского куль¬турно-исторического единства», 14—17 ноября 1979 г. Кемерово, 1979.
34

16. Макаренко Н. Е. Продолжение раскопки в пос. Красногорском.— Тр. ОУАК, т. XVI, Оренбург, 1906.
17. ОАК за 1903 г. Спб., 1906.

18. Шнандштейн Е. В. Отчет об археологических исследованиях в Калмыкии в 1976 г.—Архив ИА АН СССР, д. Р—1, № 6974; альбом № 6974.
19. Кушаев Г. А. Новые памятники железного века Западного Ка-захстана.— КСИА, 1978, вып. 154.
20. Ростовцев М. И. Античная декоративная живопись на юге Рос-сип. Атлас. Спб., 1913.
21. При дик Е. М. Два серебряных ритона из коллекции Император¬ского Эрмитажа.—ЗООИД, т. XXX, 1912.
22. М а р а з о в И. Керченский ритои с протомои коня из Эрмитажа. —

24. Р а в до н и к а с Т. Д. Поздние аналоги мужской плечевой одежды обитателей эллинистического Пантпкапея.— Сб. МАЭ, т. XXXIV. Л., 1978.
25. Г рано в Б. И. Скифский Геракл.— КСИИМК, 1950, № 34.
26. Его же. Пережитки скифских религий и эпоса сарматов (по мате¬риалам археологических раскопок).— ВДИ, 1969, № 3.
27. Рыков П. С. Очерки по истории Нижнего Поволожья по архео-логическим материалам. Саратов, 1936.
28. Дворнпченко В. В., Федоров-Давыдов Г. А. Серебряные фалары из сарматского погребения могильника Кривая Лука IX Астрахан¬ской области,—КСИА, 1981, № 168.
29. Смирнов К. Ф. Сарматы на Илеке. М., 1975.
30. Бахчисарайский историко-архитектурный. музей (Фотоальбом). 2 изд. Л., 1973.

31. Богданова Н. А. Скифские и сарматские стелы Заветнинского могильника.— СА, 1965, № 3.
32. Соколов Г. Античное Причерноморье. Альбом. Л., 1973.
33. Кузнецов В. А. Путешествие в древний Ирнстон. М.. 1974.
34. О 11! г 5 п ш а п К. 1гап. РаНгпапз апг! Заззашапз. N.—V., 1962.
35. Ильинская В. А. Золотая пластина с изображением скифов из коллекции Романовича.— СА, 1978, № 3.
36. Р а в д о и и к а с Т. Д. О некоторых типах аланской одежды X— XII вв.— Кавказский этнографический сборник, т. V, М.., 1972.
37. Иерусалимская А. А. Новая находка так называемого «саса-нидского шелка» с сенмурвами.— СГЭ, 1972, № 34.
38. Ш у л ь ц П. Н. Скульптурные портреты скифских царей Скплурл и Палака.—КСИИМК, 1946, № 12.
39. Горелик М. В. Реконструкция скифского доспеха по каменным изваяниям.— В кн.: Скифские древности. Киев, 1973.
40. Р у д е н к о С. И. Культура населения Горного Алтая в скифское время. М.—Л., 1953.
41. Миллер В. Ф. Черты старины в сказаниях и быте осетин.— ЖМНП, 1882, № 8.
42. Богданова Н. А. Отчет об археологических исследованиях 1962 г. могильника первых вв. н. э., расположенного у с. Заветное Крымской об¬ласти.—Архив ИА АН УССР, д. 1962/45, № 3974—3976.