Скифы | Фандаг | Сарматы | Аланы | Осетины | Осетия

В исторической науке под аланами принято понимать различные ираноязычные родоплеменные объединения, родственные в этнокультурном и языковом плане скифам, савроматам, сарматам и народам Центральной Азии (саки, массагеты и т. д.).

Взаимовлияние ираноязычных и горских племен прослеживается по археологическим материалам последующих периодов (Абрамова 1986). Конец I тысячелетия до н.э. ознаменовался продвижением в Предкавказье новой волны ираноязычных кочевников. С конца III в. до н.э. население степной и частично предгорной полосы Центрального Кавказа постепенно утрачивает местные обряды и традиции. Некоторые автохтонные племена едва ли не полностью растворились в среде пришельцев. Другие, сохранив традиционные места обитания, подверглись сильному сарматскому воздействию. На равнине массовое распространение получили курганные погребения с явно выраженным сарматским обликом (у сел. Куртат, Даргкох, с. Павлодольской и др.). Другие памятники (могильники у Нижнего Джулата и Чегема-Второго) свидетельствуют о неоднородном составе предкавказских сарматов, на рубеже двух эр ставших оседать и смешиваться с местным населением.

В немалой степени это связано с тем, что при высоком профессионализме конкретных
работ они обычно страдают одним общим недостатком — односторонним подходом к исполь-
зованию материала. Лингвисты, даже самые крупные авторитеты в области индоевропейского
языкознания, при решении вопросов происхождения и расселения индоевропейцев и ариев,
как правило, не касаются материалов археологии, либо ограничиваются ссылками на те общие
выводы археологов, которые соответствуют их собственным лингвистическим построениям.
Сходная картина наблюдается и в археологии: основываясь на выводах своей науки, археологи
в лучшем случае упоминают об отдельных лингвистических теориях, но не обращаются к рас-
смотрению фактов, лежащих в их основе. Однако только комплексный подход, сочетание дан-
ных различных наук создает тот фундамент, на котором сегодня можно строить сколько-
нибудь надежные выводы по «арийской проблеме». Такая методологическая установка по су-
ществу определяется и комплексным характером самой проблемы.

В названных областях Юго-Восточной Европы арии еще продолжали сохранять связи с
другими группами индоевропейцев, а затем, как полагают многие ученые, предки индоиран-
ских племен продвинулись далее на восток: в Среднюю Азию, к Ирану и Индии. Однако время
этого миграционного процесса определяется специалистами по-разному. По мнению одних
ученых, арийские племена находились в Средней Азии и прилегающих районах уже в III ты-
сячелетии до н.э. (В.Бранденштайн, И.М.Дьяконов, Эд. Мейер, В.Пизани и др.); согласно мне-
нию других, движение ариев из Северного Причерноморья на восток относится ко времени
около 2000 г. до н.э. (Т. Барроу, Ф.Шпехт и др.), к первой половине и даже середине II тысяче-
летия до н.э. (В.Порциг, Р.Хаушильд и др.).

Некоторые структурные сходства или отдельные общие элементы словарного фонда
могли бы восходить и ко временам задолго до эпохи индоевропейского единства. Если следо-
вать гипотезе о «ностратическом» родстве индоевропейской и ряда других языковых групп,
распространенных от Центральной Африки до Северо-Восточной Азии (работы В.М.Иллич-
Свитыча и др.), то связи этих языков должны относиться к очень раннему времени, видимо
еще к верхнему палеолиту (и, как полагают, территориально — на северо-востоке Африки и в
Передней Азии), т.е. к периоду, отделенному от индоевропейской эпохи многими тысячеле-
тиями. Понятно, что за этот длительный период также могли осуществляться контакты «пред-
ков» индоевропейского и некоторых других языков.

К началу исторической эпохи племена этой этноязыковой группы засвидетельствованы
на огромных просторах: в Северном Причерноморье, евразийских степях, в Средней Азии, в
Иране и Северном Индостане. В эпоху же арийского единства и начальных этапов расселения
индоиранских племен они не могли быть распространены на столь обширных пространствах.
Сами же эти территории не были однородны по своему хозяйственно-культурному и социаль-
ному типу. Здесь четко выделяются две крупные зоны: 1) области более северных степных
культур; 2) области, входившие в состав древнего земледельческого ареала Ближнего и Сред-
него Востока и включавшие Иранское плато, юг Средней Азии и северо-запад Индостана. В
этом ареале, начиная уже с VII-VI тысячелетия до н.э., распространились оседло-
земледельческие культуры, внутреннее развитие которых закономерно вело к возникновению
в IV-III тысячелетии центров протогородских, а затем и городских цивилизаций; Хараппская
цивилизация в долине Инда процветала еще в первых веках II тысячелетия до н.э.

Ознакомление с основным дравидийским пластом в санскрите показывает, что индоа-
рии, как и в более ранний период, заимствовали у дравидоязычного населения прежде всего
слова, связанные с малознакомой им флорой и фауной вновь осваиваемых территорий, а также
термины хозяйственного и бытового характера. Я.Гонда отметил, что названия некоторых рек
и гор, встречающиеся в ведийских и даже более поздних текстах, хотя и выступают в санскри-
тизированной форме, по происхождению являются дравидийскими и аустроазиатскими. Есте-
ственно, взаимоотношения индоариев с дравидами, впрочем, как и с мундами, не сводились к
лексическому обогащению санскрита, а выражались в заимствовании у местных племен неко-
торых элементов их материальной и духовной культуры.

К древнейшим свидетельствам об индоиранских языках относятся группа слов, целый
ряд имен (людей и некоторых богов), социально-культурные термины (прежде всего связан-
ные с коневодством и колесничным делом) арийского происхождения, которые зафиксирова-
ны в ближневосточных текстах с середины II тысячелетия до н.э. Этот «словарный фонд» при-
надлежал языку некой арийской группы, появившейся в Передней Азии в пределах второй
четверти II тысячелетия до н.э. (судя по имеющимся данным письменных источников из Пе-
редней Азии более раннего времени, события, связанные с проникновением ариев, происходи-
ли после XVIII — начала XVII в. до н.э.). Он отражает хронологически более раннее состоя-
ние, чем то, которое представляет язык «Ригведы».

Наряду с развитием транспорта и коневодства на упомянутых территориях Европы
имелись и условия, способствовавшие появлению боевой колесницы — достаточно развитая
металлургия, отдельные виды профессиональных ремесел, социальная дифференциация и т.д.
На Ближнем Востоке широкое употребление колесницы в военных целях и интенсивное
развитие коневодства начались лишь незадолго до середины II тысячелетия до н.э. С этого
времени письменными источниками Переднего Востока засвидетельствована значительная
роль отрядов колесничных воинов, что привело к существенному изменению системы военно-
го дела и военной техники. По имеющимся же источникам XVIII — начала XVII в. до н.э., по-
добные изменения еще не произошли, а домашняя лошадь хотя к тому времени и была извест-
на, но коневодство не играло заметной роли (показательно, что в «Законах Хаммурапи» при
упоминании различных видов скота лошадь вообще не фигурирует, но зато она стала хорошо
известна позже в Вавилонии (касситское время); судя по результатам раскопок поселений на
обширных территориях от Передней Азии до Индостана, в хозяйстве и военном деле лошадь
вообще не использовалась или не имела сколько-нибудь существенного значения вплоть до
первых веков II тысячелетия до н.э.).