Вычленить собственно «скифский пласт» в античных свидетельствах, надежно опреде-
лить скифские истоки соответствующих представлений, образов и сюжетов, известных из гре-
ческой и римской литературы, — задача весьма сложная. Однако имеются критерии, которые
облегчают нашу задачу, прежде всего прямые указания на скифский источник информации
(«об этом рассказывают сами скифы», «скифы говорят» и т.д.). Кроме того, некоторые антич-
ные сообщения, судя по их характеру, не могли отражать реальные знания и мифологию самих
греков, а являлись результатом заимствования из скифской среды (например, отдельные дета-
ли «полярного цикла»). Важным индикатором служит и археологический материал: памятники
изобразительного искусства скифов и их соседей — жителей степи и леса — запечатлели
своеобразие верований и мифологических образов этих племен.

И в этногенезе украинцев-схидняков, и в формировании южновеликороссов скифо-сарматы не единственные из главных компонентов (да и языки иные). Что же касается Галичины (откуда громче всего раздаются голоса о некоем «арийском стандарте»), то в складывании прикарпатских русинов сармато-скифский элемент ничтожен. Там фигурируют славяне, фракийцы, кельты, иллирийцы, гото-гепиды и др. Едва ли позднеарийский элемент входит в первую десятку компонентов формирования галичан. Что же касается схидняков и южновеликороссов, то хотя у них скифо-сарматское влияние и существенно, но не меньшую (чем у сумчан и курян) арийскую физическую и культурную «составляющую» получили и др. восточноевропейские народы : мордва-эрзя (в раннем средневековье именовавшиеся «арису»), мишари и удмурты.

Так что, если кто и вправе говорить о «прямой» арийской преемственности, то это только (да и то с определёнными оговорками) осетины.

Современные ученые по-разному трактуют данные античной традиции и различным
образом размещают на карте народы за Скифией. Наиболее убедительно положение, согласно
которому торговый путь из Скифии вел до лесных районов Поволжья и областей Южного
Приуралья; это мнение, в частности на основе археологических материалов, было убедительно
обосновано известным советским ученым Б.Н.Граковым. Если принять такое направление
торгового пути, исседонов следует помещать в Заволжье у Южного Урала или в Зауралье.
Возможно, справедливо отождествление имени исседонов, или «исседов» (такая форма также
встречается в источниках), с названием реки Исеть, на которой стоит современный Сверд-
ловск. Еще в XVII в. была известна область Исетия, упоминаемая в русских документах; в
XVIII в. эти районы Зауралья входили в особую Исетскую провинцию Российского государст-
ва.

Ритуал сомы занимал большое место в религии древних ариев. Соме целиком посвяще-
ны одна из десяти книг «Ригведы» и некоторые гимны других книг. Слово «сома» — иранское
«хаума» — образовано от глагола «су» («ху») — «выжимать, приготовлять сок». Сомой-
хаумой называли растение и сок, который из него получали, а также их божество. Представле-
ние об этом священном растении и соответствующий ритуал восходят к общеарийскому пе-
риоду. «Ригведа» и «Авеста» дают схожие описания способа приготовления опьяняющего на-
питка — сомы: собранное растение мочили в воде, толкли пестом в ступе или выжимали из
него сок специальными каменными давильными прессами. Сок процеживали сквозь цедилку и
наполняли им сосуды, в которых он смешивался с водой, молоком, ячменными зернами, кис-
лым молоком. Полученная смесь бродила, приобретая особый вкус и способность оказывать
возбуждающее действие.

В недоступные страны далекого севера направлялись, «летая» на птицах, священные,
мудрецы индийского эпоса. На далекий север за Скифией совершал свой «полет» и Аристей.
Эти воздушные странствия можно рассматривать как часть шаманского камлания. В пользу
такой трактовки говорят многочисленные исследования по этнографии и истории религии,
прежде всего народов Севера, «Шаман во время камлания, — пишет крупный советский этно-
граф С.А.Токарев, — часто падает без сознания; это невольно должно наводить зрителей на
мысль об отлете его «души»; бред и галлюцинации шамана нередко состоят в том, что он ви-
дит далекие страны и громко рассказывает о своих странствиях».

Тысячу лет правил на земле блистающий Йима. Незадолго перед смертью по повеле-
нию и с помощью бога-творца Ахурамазды создал Йима прекрасную обитель, «огороженную»
от остального мира. Находилась она недалеко от Высокой Хары и «моря» Воурукаша. Пре-
красную жизнь ведут там люди, там «много собак и птиц и прекрасных пламенеющих огней»,
там текут чистые воды и произрастают золотистые луга. Там «мужчины и женщины самые
лучшие и прекраснейшие... животные самые большие и прекраснейшие... растения самые вы-
сокие и самые благоухающие...

Судя по материалам «Ригведы», индоарии уже в тот период вступили в тесное взаимо-
действие с местным доарийским населением. В гимнах упоминается об их столкновениях с
племенами, которые произносят «оскверняющие» слова, не почитают истинных (т.е. арий-
ских) богов, следуют странным обычаям и ритуалам. Данные лингвистики позволяют просле-
дить процесс взаимодействия индоариев с доарийскими этносами — протомундами и протод-
равидами (труды Т.Барроу, М.Эмено, Ф.Кейпера, М.Майрхофера, Я.Гонды). В «Ригведе»
встречается несколько слов с явно мундской (и шире — аустроазиатской) этимологией; они
относятся к названиям растений и животных, сфере духовной и материальной культуры. Так,
согласно Я.Гонде, вполне возможна протомундская этимология встречающегося в «Ригведе»
слова «балбаджа». Эта название особой травы, которая употреблялась в религиозных церемо-
ниях (о ней сообщается также в «Атхарваведе», «Яджурведе» и более поздних текстах). Ри-
туалы играли в жизни ригведийских племен столь важную роль, что нет ничего удивительного
в заимствовании индоариями некоторых местных растений (и их названий), якобы дарующих
«магическую силу». Особо следует упомянуть о слове «лангалам» — плуг (оно, по мнению
известных лингвистов, мундского происхождения).

Оказывая всяческие почести гостю, положенные по обычаю, хозяин вполне сознавал, что этим самым выполняет свой моральный долг, имеющий для него, конечно, престижное значение, сознавал и то, что; этим самым поддерживает честь и достоинство своего народа (племени). Даже самый бедный, еле сводивший концы с концами, часто даже отказывая себе и семье в самом необходимом, исходил из высоких нравственных соображений, считая, что не принять гостя, как положено по обычаю, значит не выполнить моральный долг, потерять честь и уважение. В основе всего этого лежало понимание того, что материальные расходы, содержание гостя с трудом как-то восполнимы, а потеря чести и достоинства в глазах людей никем и ничем не восполнима. Честь не продается и не покупается — такова народная мудрость.